Ваш браузер устарел. Рекомендуем обновить его до последней версии.

 

Коллежскiй Регистраторъ

Почтовой станцiи диктатор!..

Князь Вяземскiй.

 

Кто не проклиналъ станцiонныхъ смотрителей, кто съ ними не бранивался? Кто, въ минуту гнѣва, не требовалъ отъ нихъ роковой книги, дабы вписать въ оную свою безполезную жалобу на притѣсненiе, грубость и неисправность? Кто не почитаетъ ихъ извергами человѣческаго рода, равными покойнымъ подъячимъ или по крайней мѣрѣ, Муромскимъ разбойникамъ? Будемъ однако справедливы, постараемся войти въ ихъ положенiе, и можетъ быть, станемъ судить объ нихъ гораздо снисходительнѣе. Что такое станцiонный смотритель? Cyщiй мученикъ четырнадцатаго класса, огражденный своимъ чиномъ токмо отъ побоевъ, и то не всегда (ссылаюсь на совѣсть моихъ читателей). Какова должность сего диктатора, какъ называетъ его шутливо Князь Вяземскiй? Не настоящая ли каторга? Покоя ни днемъ, ни ночью. Всю досаду, накопленную во время скучной ѣзды, путешественникъ вымѣщаетъ на смотрителѣ. Погода несносная, дорога скверная, ямщикъ упрямый, лошади не везутъ – а виноватъ смотритель. Входя въ бѣдное его жилище, проѣзжающiй смотритъ на него, какъ на врага; хорошо, если удастся ему скоро избавиться отъ непрошенаго гостя; но если не случится лошадей?... Боже! какiя ругательства, какiя угрозы посыплются на его голову! Въ дождь и слякоть принужденъ онъ бѣгать по дворамъ; въ бурю, въ Крещенскiй морозъ уходитъ онъ въ сѣни, чтобъ только на минуту отдохнуть отъ крика и толчковъ раздраженнаго постояльца. Прiѣзжаетъ Генералъ; дрожащiй смотритель отдаетъ ему двѣ послѣднiя тройки, въ томъ числѣ курьерскую. Генералъ ѣдетъ, не сказавъ ему спасибо. Черезъ пять минуть – колокольчикъ!... и фельдъегерь бросаетъ ему на столъ свою подорожную!... Вникнемъ во все это хорошенько, и вмѣсто негодованiя, сердце наше исполнится искреннимъ состраданiемъ. Еще нѣсколько словъ: въ теченiи двадцати лѣтъ сряду, изъѣздилъ я Pocciю по всѣмъ направленiямъ; почти всѣ почтовые тракты мнѣ извѣстны; нѣсколько поколѣнiй ямщиковъ мнѣ знакомы; рѣдкаго смотрителя я не знаю въ лице, съ рѣдкимъ не имѣлъ я дѣла; любопытный запасъ путевыхъ моихъ наблюденiй надѣюсь издать въ непродолжительномъ времени; покамѣстъ скажу только, что сослoвie станцiонныхъ смотрителей представлено общему мнѣнiю въ самомъ ложномъ видѣ. Сiи столь оклеветанные смотрители вообще суть люди мирные, отъ природы услужливые, склонные къ общежитiю, скромные въ притязанiяхъ на почести и не слишкомъ сребролюбивые. Изъ ихъ разговоровъ (коими некстати пренебрегаютъ господа проѣзжающiе) можно почерпнуть много любопытнаго и поучительнаго. Что касается до меня, то, признаюсь, я предпочитаю ихъ бесѣду рѣчамъ какого нибудь чиновника 6-го класса, слѣдующаго по казенной надобности.

Легко можно догадаться, что есть у меня прiятели изъ почтеннаго сословiя смотрителей. Въ самомъ дѣлѣ, память одного изъ нихъ мнѣ драгоцѣнна. Обстоятельства нѣкогда сблизили насъ, и объ немъ-то намѣренъ я теперь побесѣдовать съ любезными читателями.

Въ 1816 году, въ Маѣ мѣсяцѣ, случилось мнѣ проѣзжать черезъ ***скую губернiю, по тракту, нынѣ уничтоженному. Находился я въ мелкомъ чинѣ, ѣхалъ на перекладныхъ, и платилъ прогоны за двѣ лошади. Въ слѣдствiе сего смотрители со мною не церемонились, и часто биралъ я съ бою то, что, по мнѣнiи моемъ, слѣдовало мнѣ по праву. Будучи молодъ и вспыльчивъ, я негодовалъ на низость и малодушiе смотрителя, когда сей послѣднiй отдавалъ приготовленную мнѣ тройку подъ коляску чиновнаго барина. Столь же долго не могъ я привыкнуть и къ тому, чтобъ разборчивый холопъ обносилъ меня блюдомъ на Губернаторскомъ обѣдѣ. Нынѣ то и другое кажется мнѣ въ порядкѣ вещей. Въ самомъ дѣлѣ, что было бы съ нами, если бы вмѣсто общеудобнаго правила: чинъ чина почитай, ввелось въ употребленiе другое, на примѣръ: умъ ума почитай? Какiе возникли бы споры! и слуги съ кого бы начинали кушанье подавать? Но обращаюсь къ моей повѣсти.

День былъ жаркiй. Въ трехъ верстахъ отъ станцiи *** стало накрапывать, и черезъ минуту проливной дождь вымочилъ меня до послѣдней нитки. Но прiѣздѣ на станцiю, первая забота была поскорѣе переодѣться, вторая спросить себѣ чаю. «Эй, Дуня!» закричалъ смотритель: «поставь самоваръ, да сходи за сливками». При сихъ словахъ вышла изъ за перегородки дѣвочка лѣтъ четырнадцати и побѣжала въ сѣни. Красота ея мени поразила. «Это твоя дочка?» спросилъ я смотрителя. – «Дочка-съ,» отвѣчалъ онъ съ видомъ довольнаго самолюбiя; «да такая разумная, такая проворная, вся въ покойницу мать.» Тутъ онъ принялся переписывать мою подорожную, а я занялся разсмотрѣнiемъ картинокъ, украшавшихъ его смиренную, но опрятную обитель. Онѣ изображали исторiю блуднаго сына: въ первой почтенный старикъ въ колпакѣ и шлафрокѣ отпускаетъ безпокойнаго юношу, который поспѣшно принимаетъ его благословенiе и мѣшокъ съ деньгами. Въ другой яркими чертами изображено развратное поведенiе молодаго человѣка: онъ сидитъ за столомъ, окруженный ложными друзьями и безстыдными женщинами. Далѣе, промотавшiйся юноша, въ рубищѣ и въ треугольной шляпѣ, пасетъ свиней и раздѣляетъ съ ними трапезу; въ его лицѣ изображены глубокая печаль и раскаянiе. Наконецъ представлено возвращeнie его къ отцу; добрый старикъ въ томъ же колпакѣ и шлафрокѣ выбѣгаетъ къ нему навстрѣчу: блудный сынъ стоить на колѣнахъ; въ перспективѣ поваръ убиваетъ упитаннаго тельца, и старшiй братъ вопрошаетъ слугъ о причинѣ таковой радости. Подъ каждой картинкой прочелъ я приличные Нѣмецкiе стихи. Все это донынѣ сохранилось въ моей памяти, также какъ и горшки съ бальзаминомъ и кровать съ пестрой занавѣскою, и прочie предметы, меня въ то время окружавшiе. Вижу, какъ теперь, самаго хозяина, человѣка лѣтъ пятидесяти, свѣжаго и бодраго и его длинный зеленый сертукъ съ тремя медалями на полинялыхъ лентахъ.

Не успѣлъ я расплатиться со старымъ моимъ ямщикомъ, какъ Дуня возвратилась съ самоваромъ. Маленькая кокетка со втораго взгляда замѣтила впечатлѣнiе, произведенное ею на меня; она потупила большiе голубые глаза; я сталъ съ нею разговаривать, она отвѣчала мнѣ безо всякой робости, какъ дѣвушка, видѣвшая свѣтъ. Я предложилъ отцу ея стаканъ пуншу; Дунѣ подалъ я чашку чаю, и мы втроемъ начали бесѣдовать, какъ будто вѣкъ были знакомы.

Лошади были давно готовы, а мнѣ все не хотѣлось разстаться съ смотрителемъ и его дочкой. Наконецъ я съ ними простился; отецъ пожелалъ мнѣ добраго пути, а дочь проводила до телеги. Въ сѣняхъ я остановился и просилъ у ней позволенiя ее поцаловать; Дуня согласилась... Много могу я нащитать поцалуевъ

Съ тѣхъ поръ, какъ этимъ занимаюсь,

но ни одинъ не оставилъ во мнѣ столь долгаго, столь прiятнаго воспоминанiя.

Прошло нѣсколько лѣтъ, и обстоятельства привели меня на тотъ самый трактъ, въ тѣ самыя мѣста. Я вспомнилъ дочь стараго смотрителя и обрадовался при мысли, что увижу ее снова. Но, подумалъ я, старый смотритель, можетъ быть, уже смѣненъ; вѣроятно Дуня уже замужемъ. Мысль о смерти того или другаго также мелькнула въ умѣ моемъ, и я приближался къ станцiи съ печальнымъ предчувствiемъ. Лошади стали у почтоваго домика. Вошедъ въ комнату, я тотчасъ узналъ картинки, изображающiя исторiю блуднаго сына; столъ и кровать стояли на прежнихъ мѣстахъ; но на окнахъ уже не было цвѣтовъ, и все кругомъ показывало ветхость и небреженiе. Смотритель спалъ подъ тулупомъ; мой прiѣздъ разбудилъ его; онъ привсталъ... Это былъ точно Симеонъ Выринъ; но какъ онъ постарѣлъ! Покамѣстъ собирался онъ переписать мою подорожную, я смотрѣлъ на его сѣдину, на глубокiя морщины давно небритаго лица, на сгорбленную спину – и не могъ надивиться, какъ три или четыре года могли превратить бодраго мущину въ хилаго старика. «Узналъ ли ты меня?» спросилъ я его; «мы съ тобою старые знакомые.» – «Можетъ статься,» отвѣчалъ онъ угрюмо; «здѣсь дорога большая; много проѣзжихъ у меня перебывало.» – «Здорова ли твоя Дуня?» продолжалъ я. Старикъ, нахмурился. «А Богъ ее знаетъ,» отвѣчалъ онъ. – «Такъ, видно она замужемъ?» сказалъ я. Старикъ притворился, будто бы не слыхалъ моего вопроса, и продолжалъ пошептомъ читать мою подорожную. Я прекратилъ свои вопросы и велѣлъ поставить чайникъ. Любопытство начинало меня безпокоить, и я надѣялся, что пуншъ разрѣшитъ языкъ моего стараго знакомца.

Я не ошибся: старикъ не отказался отъ предлагаемаго стакана. Я замѣтилъ, что ромъ прояснилъ его угрюмость. На второмъ стаканѣ сдѣлался онъ разговорчивъ; вспомнилъ, или показалъ видъ, будто бы вспомнилъ меня, и я узналъ отъ него повѣсть, которая въ то время сильно меня заняла и тронула.

 

 

Полный текстъ произведенія въ форматѣ pdf: Купить за 20 рублей

Книга въ бумажномъ исполненіи: Купить за 250 рублей

Наша книжная полка въ Интернетъ-магазинѣ ОЗОН, 

въ Яндексъ-Маркетѣ, а также въ Мега-​Маркетѣ​ (здѣсь и здѣсь).