ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ
СОЧИНЕНІЙ
А. И. КУПРИНА.
ТОМЪ ДЕВЯТЫЙ.
Приложенiе къ журналу «Нива» на 1915 г.
ПЕТРОГРАДЪ.
Изданіе Т-ва А. Ф. МАРКСЪ.
1915.
Два святителя.
Вспыльчивый, страстный, дерзкій на слово и на руку, небрезгливый и безпокойный былъ епископъ Николай, кроткій и немудреный пастырь своего стада. Двери его дома всегда были не замкнуты: и днемъ и ночью. Приходили къ нему христіане, и тайные язычники, и даже аріане, приходили знаменитые римскіе вельможи, рыбаки, матросы, всадники, актеры, каменотесы, плотники, землевладѣльцы, рабы и вольноотпущенники, гладіаторы, воры, палачи, наемные убійцы, вдовы, сироты, старики, дѣти... Особенно дѣти. Ссорились и мирились, цѣловались и опять ссорились, дразнили другъ дружку, танцовали, плакали и смѣялись, таскали потихоньку сладкое и во всѣхъ своихъ маленькихъ обидахъ требовали, чтобы судьей ихъ былъ непремѣнно сама, владыка. Бывало, разыгравшись, представляли самого отца Николая (и правда, онъ былъ истиннымъ отцомъ, больше, чѣмъ родные отцы), а онъ увидитъ и сурово крикнетъ на нихъ. И самъ не можетъ сдержать улыбку. И дѣти разсмѣются. Вѣдь онъ только притворяется строгимъ.
Ни одной, даже самой пустячной просьбы онъ не оставлялъ безъ вниманія. И сколько тяжкихъ человѣческихъ грѣховъ онъ разрѣшалъ и лѣчилъ своею благостною душою! Но его столѣтняя экономка и стряпуха Василида часто дѣлала ему выговоры за то, что скромная его казна отверста для каждаго проходимца...
____________
Касьянъ Римлянинъ былъ сыномъ, внукомъ и правнукомъ свободныхъ римскихъ гражданъ. Получилъ онъ по тому времени широкое образованіе, т.-е. зналъ очень многое и притомъ зналъ основательно. Онъ свободно владѣлъ греческимъ и древне-еврейскимъ языками, разбиралъ арабскія, халдейскія, финикійскія и египетскія надписи, начертанныя на папирусѣ и на камняхъ, понималъ въ музыкѣ, стихосложеніи и архитектурѣ и былъ усерднымъ посѣтителемъ многочисленныхъ философскихъ школъ. Умѣлъ молча слушать и кстати сказать вѣское слово. Цѣнилъ шутку, но самъ рѣдко смѣялся. Былъ образцомъ вниманія, вѣжливости, терпѣнія и учтивости. Никогда не опаздывалъ и всегда приходилъ вò-время. Къ чужимъ слабостямъ былъ холодно-снисходителенъ, но къ самому себѣ неумолимо-суровъ.
Подъ конецъ своихъ земныхъ дней, слѣдуя искреннему душевному влеченію, онъ удалился въ монастырь, гдѣ былъ настоятелемъ. Гораздо раньше великихъ учителей Антонія и Ѳеодосія онъ разработалъ монашескій уставъ, не пренебрегал даже мелочами. Замѣчательны его указанія относительно одеждъ, чиноначалія, братскихъ привѣтствій, постовъ, молитвъ, трапезъ, послушанія, цѣломудрія, а также обѣтовъ молчанія, смиренія и покаянія. Труды его до сихъ поръ еще не оцѣнены по достоинству св. церковью, но несомнѣнно, что многіе умилительные акаѳисты, точные каноны и ставшія апокрифическими, безвѣстныя изреченія принадлежатъ его творчеству. Въ нихъ чувствуется та сжатость и мѣткость, то благородство стиля и то уваженіе къ слову, которыя роднятъ Касьяна Римлянина съ Юліемъ Цезаремъ, Светоніемъ, Гораціемъ и другими римскими языческими классиками.
____________
... Не знаю, читалъ ли я гдѣ-нибудь давнымъ-давно эту легенду, или, можетъ-быть, кто-то разсказывалъ мнѣ ее въ моемъ отдаленномъ дѣтствѣ, но вотъ чтò однажды случилось. Приходитъ посланецъ Божій, Архангелъ Гавріилъ къ обоимъ святителямъ и говоритъ:
— Васъ зоветъ къ Себѣ Господь. Надѣньте бѣлыя одежды.
Касьянъ всегда былъ готовъ предстать предъ страшное и грозное лицо Судіи. Взялъ онъ въ руки легкій посохъ и сказалъ:
— Пойдемъ, братъ Николай.
А Николай забезпокоился. «Какъ же, — думаетъ онъ, — оставлю я свое малое стадо? Вотъ этого завтра будутъ казнить, а того надо освободить изъ тюрьмы, здѣсь грузчикъ плохо обращается съ семьей, — слѣдуетъ его построжить, да и дѣтишки безъ меня соскучатся»... Но, впрочемъ, подумалъ-подумалъ, вздохнулъ и сказалъ:
— Ты ужъ тамъ, Василида, безъ меня не особенно скупись на деньги!
— Знаю, — отвѣтила Василида. — Вы бы сами тамъ, какъ-нибудь, поаккуратнѣе, владыко.
— Постараюсь, честная мать Василида! Пойдемъ, братъ Касьянъ, — я собрался.
Вотъ, стало-быть, идутъ они путемъ-дорогою, и все, у нихъ по-хорошему. Оба спокойные, оба въ бѣлыхъ одеждахъ. И сердца ихъ такъ же чисты, какъ ихъ ризы. Но неуемная душа Николая нѣтъ-нѣтъ, да и взметнется: «Заушилъ ты Арія, Николай?» — спроситъ Господь. — «Я такъ прямо и отвѣчу: Да, Господи, заушилъ!» — «Какъ же тебѣ не стыдно? А еще святитель, а еще епископъ, а еще воздержанія учитель!..» — «Да, — скажу, — Господи, это — мой великій грѣхъ. Не стерпѣлъ. Очень мнѣ противно показалось. Ужъ если сомнѣваться въ томъ, что Іисусъ Христосъ не Твой Сынъ, а простой обыкновенный человѣкъ, то, значитъ, долой и вѣру, и церковь, и будущую жизнь. Стократно неправъ былъ я въ тотъ день. Накажи меня, Отецъ, накажи посильнѣе...» А вотъ то, что ко мнѣ разные люди приходятъ, — и блудницы, и преступники, и язычники, и всякій простой народъ, и я ихъ врачую и наставляю, какъ умѣю... Тутъ ужъ я ничего не сумѣю отвѣтить. Просто скажу Ему: «Куда же имъ, глупымъ и бѣднымъ, итти, кромѣ меня? Ну, невольно и пожалѣешь. Прости меня, Всемилостивый, за смѣлость мою!»
____________
Скоро сказка сказывается, да не скоро дѣло дѣлается. Вотъ уже почти дошли святители до Града Невидимаго, и вдругъ на пути заминка. Оказывается, ѣхалъ мужикъ съ тяжелымъ возомъ по грязной дорогѣ, да заснулъ и увязилъ въ грязищѣ лошадь и телѣгу. Ну, извѣстно, мужикъ — дуракъ. Давай полосовать мерина и кнутомъ и кнутовищемъ, да еще ругается.
— Экій ты, братецъ, какой несуразный! — говоритъ ему Николай. — Чѣмъ зря животину стегать, ты бы ее разсупонилъ сначала.
— А ты откуда взялся, такой-сякой? Самъ разсупонивай, коли тебѣ охота!
— И обязательно разсупоню.
Разсупонилъ, поставилъ Николай одра на ноги, огладилъ. Лошаденка о святителевъ рукавъ мордой потерлась, а отъ нея паръ идетъ.
— Ну, теперь, — говорить Николай, — давай, мужичокъ, телѣгу выворачивать.
— Я тебѣ не батракъ, — это мужикъ-то ему, Николаю. — Самъ тащи!
«Эхъ, дурачокъ, дурачокъ!» — думаетъ Николай. Однако понатужился, покряхтѣлъ, поставилъ возъ на дорогу. Обтеръ, значитъ, ручки объ одежду и ужъ хотѣлъ шагать за Касьяномъ, и еще шага не успѣлъ шагнуть, какъ мужикъ бухъ среди грязи на колѣни и кричитъ:
— Землячокъ, а землячокъ, подожди! Вѣдь это ты правильно сказалъ, что я — свинья окаянная и дуракъ. Прости ты меня, пожалуйста. Да и лицо-то твое что-то мнѣ больно знакомое. Можетъ, если по пути, такъ довезъ бы? Ишь ты, какъ пальтецо-то изгваздалъ.
Свѣтло-свѣтло улыбнулся Николай. Погладилъ мужика по его вшивой головѣ и отвѣчаетъ:
— Да ужъ ладно, чего тамъ! Богъ проститъ. Ты меня не осуди на скоромъ словѣ. А итти намъ не по дорогѣ: мы къ начальству.
Мужичонка ему кричитъ вслѣдъ:
— А можетъ, когда въ нашу деревню завернешь? Я для тебя — все. Самоваръ выпьемъ. Я для тебя въ лепешку растреплюсь. Старуха моя какъ рада будетъ! Она, братъ...
И унесъ вѣтеръ мужиковы слова въ степь.
Идутъ дальше святители. Николай, нѣтъ-нѣтъ, да и вспомнитъ про своего мужичка и весело ухмыльнется въ сѣдую, круглую, короткую бороду. Но и Касьянъ его не осуждаетъ. «Будь время, — думаетъ, — я бы и самъ бѣдняжкѣ пособилъ и вразумилъ бы его. А то вѣдь дѣло-то какое: самъ Господь требуетъ».
____________
Вотъ такимъ-то манеромъ и пришли они въ рай. Тамъ все кругомъ цвѣты бѣлые, духъ отъ нихъ хорошій, дорожки песочкомъ посыпаны. Ангелы это ходятъ, крылышки у всѣхъ у нихъ бѣленькіе, ликуются, пѣсни играютъ сладкія. Угоднички святые въ праздничныхъ ризахъ по парочкамъ расхаживаютъ, бесѣды бесѣдуютъ утѣшныя. Жаръ-птицы по деревцамъ перепархиваютъ. Ручейки журчатъ...
Встрѣчаетъ святителей самъ Архангелъ Гавріилъ, отворяетъ большія золотыя двери брильянтовымъ ключомъ и говоритъ:
— Миръ вамъ, учители!
— Миръ и тебѣ!
А тутъ какъ разъ сидитъ на тронѣ и Господь-Богъ Саваоѳъ. Стали предъ нимъ святители, поклонились трижды до земли. Ждутъ и молчатъ. Потому что оба они знаютъ, что извѣстны всѣ ихъ дѣла и помышленія и взвѣшены напередъ. И вотъ спрашиваетъ Богъ:
— Отчего же вы такъ поздно? И почему Касьянъ такой бѣлый, а ты, Николай, такъ измарался?
Николай и говоритъ:
— Братъ Касьянъ, ужъ сдѣлай милость, разскажи ты все, какъ было.
Конечно, неловко Касьяну товарища выдавать, однако разсказалъ все по порядку, какъ и чтò: и про Архангела, и про бѣлыя одежды, и про мужичонку, и про лошадь. Подумалъ-подумалъ Богъ и сказалъ. Сказалъ такъ просто, ласково:
— Звалъ я васъ, дѣти, вотъ для чего: хотѣлъ я вамъ именины назначить. Такъ вотъ. Касьянъ: ты будешь именинникомъ разъ въ четыре года на 29-е февраля. Ибо весь ты въ строгости дѣла Моего, и земныя заботы только отяготятъ тебя. Ученики твои будутъ чинны видомъ и крѣпки въ поступкахъ. И уставъ Мой будутъ блюсти паче обычая и паче милосердія.
«Тебя же, Николай, будутъ праздновать дважды въ годъ, на Николу Сухого и на Мокраго. И пусть чтутъ тебя всѣ слабые, голодные, вшивые и больные, всѣ погибающіе и преступные, христіане и язычники, и всѣ грѣшники поневолѣ и по неразумѣнію. Это тебѣ въ наказаніе за твои загрязненныя ризы и за то, что ты приласкалъ мужика.
«Итакъ, идите, дѣти мои, съ миромъ и поступайте, какъ доселѣ поступали. Вижу Я, что хоть по-разному, но чисты ваши души и безупречны помышленія... Грядите во имя Мое».
Поклонились святители Господу, облобызали край Его свѣтозарной ризы и возвратились на землю, восхваляя вышнюю Премудрость.
1915.
Загрузить текстъ произведенія въ форматѣ pdf: Загрузить безплатно
