Ваш браузер устарел. Рекомендуем обновить его до последней версии.

КАРМАННАЯ БИБЛIОТЕКА

 

А. ГРИНЪ

 

ПРОИСШЕСТВIЕ

ВЪ УЛИЦѢ

ПСА

  

ПЕТРОГРАДЪ

Типографiя Т-ва «Грамотность», 5-я Рожд. № 44.

1915.

 

 

ПРОИСШЕСТВIЕ ВЪ УЛИЦѢ ПСА

 

 

«Похожъ на меня, и одного роста; а кажется выше на полъ-головы — мерзавецъ!»

Изъ старинной комедіи.

 

 

I.

 

Случилось, что Александръ Гольцъ вышелъ изъ балагана и пришелъ къ мѣсту свиданія ровно на полчаса раньше назначеннаго. Въ ожиданіи предмета своей любви онъ провожалъ глазами каждую юбку, сѣменившую поперекъ улицы, и нетерпѣливо колотилъ тросточкой о деревянную тумбу. Ждалъ онъ тоскливо и страстно, съ темной увѣренностью въ концѣ. А иногда, улыбаясь прошлому, думалъ, что, можетъ быть, все обойдется, какъ нельзя лучше.

Наступилъ вечеръ; узенькая, какъ щель, улица Пса туманилась золотой пылью, изъ грязныхъ оконъ струился кухонный чадъ, разнося въ воздухѣ запахъ пригорѣлаго кушанья и сырого бѣлья. По мостовой бродили зеленщики и тряпичники, заявляя о себѣ хриплыми криками. Изъ дверей пивной то и дѣло вываливались медлительные въ движеніяхъ люди; выйдя, они сперва искали точку опоры, потомъ вздыхали, нахлобучивали шляпу какъ можно ниже къ переносицѣ и шли, то съ мрачнымъ, то съ блаженнымъ выраженіемъ лицъ, преувеличенно твердыми шагами.

— Здравствуй!

Александръ Гольцъ вздрогнулъ всѣмъ теломъ и повернулся. Она стояла передъ нимъ въ небрежной позѣ, точно остановилась мимоходомъ, на секунду, и тотчасъ уйдетъ. Ея смуглое, подвижное лицо съ печальнымъ взглядомъ и капризнымъ изгибомъ бровей, избѣгало глазъ Гольца; она разсматривала прохожихъ.

— Милая! — напряженно-ласковымъ голосомъ сказалъ Гольцъ и остановился.

Она повернула лицо къ нему и въ упоръ безразличнымъ движеніемъ глазъ окинула его пестрый галстухъ, шляпу съ перомъ и гладко выбритый, чуть вздрагивающій подбородокъ. Онъ еще надѣется на что-то: посмотримъ.

— Я... — Гольцъ прошепталъ что-то и началъ жевать губами. Потомъ сунулъ руку въ карманъ, вытащилъ обрывокъ афиши и бросилъ. — Позволь мнѣ... — Здѣсь его рука потрогала поля шляпы. — Итакъ, между нами все кончено?

— Все кончено, — какъ эхо, отозвалась женщина. — И зачѣмъ вы еще хотѣли видѣть меня?

— Больше... ни за чѣмъ, — съ усиліемъ сказалъ Гольцъ. Голова его кружилась отъ горя. Онъ сдѣлалъ шагъ впередъ, неожиданно для себя взялъ тонкую, презрительно послушную руку и тотчасъ ее выпустилъ.

— Прощайте, — выдавилъ онъ тяжелое, какъ гора, слово. — Вы скоро уѣзжаете?

Теперь кто-то другой говорилъ за него, а онъ слушалъ, парализованный мучительнымъ кошмаромъ.

— Завтра.

— У меня остался вашъ зонтикъ.

— Я купила себѣ другой. Прощайте.

Она медленно кивнула ему и пошла. Тумба оказалась крѣпче тросточки Гольца; хрупкое роговое издѣліе сломалось въ куски. Онъ пристально смотрѣлъ въ затылокъ ушедшей дѣвушкѣ, но она ни разу не обернулась. Потомъ фигуру ея заслонилъ угольщикъ съ огромной корзиной. Кусочекъ шляпы, мелькнувшей изъ-за угла — это все.

 

II.

 

Александръ Гольцъ открылъ двери ближайшаго ресторана. Здѣсь было шумно людно; косые лучи солнца блестѣли въ густомъ войскѣ бутылокъ дразнящими переливами. Гольцъ сѣлъ къ пустому столу и крикнулъ:

— Гарсонъ!

Безлично почтительный человѣкъ въ грязной манишкѣ подбѣжалъ къ Гольцу и смахнулъ пыль со столика. Гольцъ сказалъ:

— Бутылку водки.

Когда ему подали требуемое, онъ налилъ стаканчикъ, отпилъ и плюнулъ. Глаза его метали гнѣвныя искры, ноздри бѣшено раздувались.

— Гарсонъ! — заоралъ Гольцъ, — я требовалъ не воды, чортъ возьми! Возьмите эту жидкость, которой много въ любой водосточной кадкѣ, и дайте мнѣ водки! Живо!

Всѣ, даже самые флегматичные, повскакали съ мѣстъ и кольцомъ окружили Гольца. Оторопѣвшій слуга клялся, что въ бутылкѣ была самая настоящая водка. Среди общаго смятенія, когда каждый изъ посетителей отпивалъ немного воды, чтобы убѣдиться въ правотѣ Гольца, принесли новую запечатанную бутылку. Хозяинъ трактира, съ обиженнымъ и надутымъ лицомъ человѣка, непроизвольно очутившагося въ скверномъ, двусмысленномъ положенiи, вытащилъ пробку самъ. Руки его бережно, трясясь отъ волненія, налили въ стаканъ жидкость. Изъ гордости онъ не хотѣлъ пробовать, но вдругъ, охваченный сомнѣніемъ, отпилъ глотокъ и плюнулъ; въ стаканѣ была вода.

Гольцъ развеселился и, тихо посмѣиваясь, продолжалъ требовать водки. Поднялся неимовѣрный шумъ. Восковое отъ страха лицо хозяина поворачивалось изъ стороны въ сторону, какъ бы прося защиты. Одни кричали, что рестораторъ — жуликъ и что слѣдуетъ пригласить полицію; другіе съ ожесточеніемъ утверждали, что мошенникъ именно Гольцъ. Нѣкоторые набожно вспоминали чорта; маленькіе мозги ихъ, запуганные всей жизнью, отказывались дать объяснение, не связанное съ преисподней.

Задыхаясь отъ жары и волненія, хозяинъ сказалъ:

— Простите... честное слово, ума не приложу! Не знаю, ничего не знаю; оставьте меня въ покоѣ! Пресвятая Матерь Божія! Двадцать лѣтъ торговалъ, двадцать лѣтъ!..

Гольцъ всталъ и ударилъ толстяка по плечу.

— Любезный, — заявилъ онъ, — надѣвая шляпу, — я не въ претензіи. У васъ бутылки, должно быть, изъ тюля, — не мудрено, что спиртъ выдыхается. Прощайте!

И онъ вышелъ, не оборачиваясь, но зная, что за нимъ двигаются изумленные, раскрытые рты.

  

III.

 

Историкъ (со словъ котораго записалъ я все выше и нижеизложенное) съ момента выхода Гольца на улицу сильно противорѣчитъ показаніямъ мясника. Мясникъ утверждалъ, что странный молодой человѣкъ направился въ хлѣбопекарню и спросилъ фунтъ сухарей. Историкъ, имени котораго я не назову по его просьбѣ, но лицо, во всякомъ случаѣ, болѣе почтенное, чѣмъ какой-то мясникъ, божится, что онъ сталъ торговать яйца у старухи на углу улицы Пса и переулка Слѣпыхъ. Противорѣчіе это, однако, не вноситъ существеннаго измѣненія въ смыслъ происшедшаго, и потому я останавливаюсь на хлѣбопекарнѣ.

Открывая ея дверь, Гольцъ оглянулся и увидѣлъ толпу. Люди самыхъ разнообразныхъ профессій, старики, дѣти и женщины толкались за его спиной, сдержанно жестикулируя и указывая другъ другу пальцемъ на страннаго человѣка, оскандалившаго трактирщика. Истерическое любопытство, разбавленное темнымъ испугомъ непониманія, тянуло ихъ по пятамъ, какъ стаю собакъ. Гольцъ сморщился и пожалъ плечами, но тотчасъ расхохотался. Пусть ломаютъ головы — это его послѣдняя, причудливая забава.

И, подойдя къ прилавку, потребовалъ фунтъ сахарныхъ сухарей. Булочная наполнилась покупателями. Всѣ, кому нужно и кому не нужно, спрашивали того, другого, жадно заглядывая въ каменное, строгое лицо Гольца. Онъ, какъ будто, не замѣчалъ ихъ.

Среди всеобщаго напряженія раздался голосъ приказчицы:

— Сударь, да что же это?

Чашка вѣсовъ, полная сухарями до коромысла, не перевѣшивала фунтовой гири. Дѣвушка протянула руку и съ силой потянула внизъ цѣпочку вѣсовъ, — какъ припечатанная, не шевельнувшись, стояла другая чашка.

Гольцъ разсмѣялся и покачалъ головой, но смѣхъ его бросилъ послѣднюю каплю въ чашу страха, овладѣвшаго свидѣтелями. Толкаясь и вскрикивая, бросились они прочь. Мальчишки, стиснутые въ дверяхъ, кричали, какъ зарѣзанные. Растерянная, багровая отъ испуга, стояла дѣвушка-продавщица.

Опять Гольцъ вышелъ, хлопнувъ дверьми такъ, что зазвенѣли стекла. Ему хотѣлось сломать что-нибудь, раздавить, ударить перваго встрѣчнаго. Пошатываясь, съ блѣднымъ, воспаленнымъ лицомъ, съ шляпой, сдвинутой на ухо, онъ производилъ впечатлѣніе помѣшаннаго. Для старухи было бы лучше не попадаться ему на глаза. Онъ взялъ у нея съ лотка яйцо, разбилъ его и вытащилъ изъ скорлупы золотую монету. «Ай!» — вскричала остолбенѣвшая женщина, и крикъ ея былъ подхваченъ единодушнымъ — «Ахъ!» — толпы, запрудившей улицу.

Гольцъ тотчасъ же отошелъ, шаря въ карманѣ. Что онъ искалъ тамъ?

Публика, окружившая старуху, вопила, захлебываясь кто смѣхомъ, кто безсмысленными ругательствами. Это было рѣдкое зрѣлище. Дряхлыя, жадныя руки съ безумной торопливостью били яйцо за яйцомъ; содержимое ихъ текло на мостовую и свертывалось въ пыли скользкими пятнами. Но не было больше ни въ одномъ яйцѣ золота и плаксиво шамкалъ беззубый ротъ, изрыгая старческія проклятія; кругомъ же, хватаясь за животы, стонали отъ смѣха люди.

Подойдя къ площади, Гольцъ вынулъ изъ кармана ни больше, ни меньше, какъ пистолетъ, и преспокойно поднесъ дуло къ виску. Свѣтлое перо шляпки, скрывшейся за угломъ, преследовало его. Онъ нажалъ спускъ, гулкій звукъ выстрѣла оттолкнулъ вечернюю тишину, и на землю упалъ трупъ, теплый и вздрагивающій.

Отъ живого держались на почтительномъ разстояніи, къ мертвому бѣжали, сломя голову. Такъ это человѣкъ просто? Так онъ действительно умеръ? Гулъ вопросовъ и восклицаній стоялъ въ воздухѣ. Записка, найденная въ карманѣ Гольца, тщательно комментировалась. Изъ-за юбки? Тьфу! Человѣкъ, встревожившій цѣлую улицу, человѣкъ, бросившій однихъ въ наивный восторгъ, другихъ — въ яростное негодованіе, напугавшій дѣтей и женщинъ, вынимавшій золото изъ такихъ мѣстъ, гдѣ ему быть вовсе не надлежитъ — этотъ человѣкъ умеръ изъ-за одной юбки?! Ха-ха! Чему же еще удивляться?!

Надгробныя рѣчи надъ трупомъ Гольца были произнесены тутъ же, на улицѣ, рестораторомъ и старухой. Первая, радостно взвизгивая, кричала:

— Шарлатанъ!

Рестораторъ же злобно и сладко бросилъ:

— Такъ!

Обыватели расходились подъ ручку съ женами и любовницами. Рѣдкій изъ нихъ не любилъ въ этотъ моментъ свою подругу и не стискивалъ крѣпче ея руки. У нихъ было то, чего не было у умершаго, — своя талія. Въ глазахъ ихъ онъ былъ безсиленъ и жалокъ — чортъ ли въ томъ, что онъ надѣленъ какими-то особыми качествами; вѣдь онъ былъ же несчастенъ все-таки, какъ это пріятно, какъ это пріятно, как это невыразимо пріятно!

Не сомнѣвайтесь — всѣ были рады. И, подобно тому, какъ въ деревянномъ строеніи затаптываютъ тлѣющую спичку — гасили въ себѣ мысль: — «А, можетъ быть — можетъ быть — ему было нужно что-нибудь еще»?

 

 

Загрузить текстъ произведенія въ форматѣ pdf: Загрузить безплатно

Наша книжная полка въ Интернетъ-магазинѣ ОЗОН, 

въ Яндексъ-Маркетѣ, а также въ Мега-​Маркетѣ​ (здѣсь и здѣсь).