СТИХОТВОРЕНІЯ

 

ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ

въ одномъ томѣ

 

1842 — 1877.

 

И выстраданный стихъ, пронзительно унылый,

Ударитъ по сердцамъ съ невѣдомою силой…

 

А. Пушкинъ.

 

 

Примиритесь же съ Музой моей!

Я не знаю другого напѣва.

Кто живетъ безъ печали и гнѣва,

Тотъ не любитъ отчизны своей...

 

Н. Некрасовъ

 

 

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.

Типографiя М. Стасюлевича, Вас. Остр., 2 лин., 7.

1881

 

 

Посмертное изданіе, вышедшее въ свѣтъ, въ февралѣ 1879 г., въ количествѣ 6000 экземпляровъ, разошлось менѣе, чѣмъ въ два года; осталось небольшое количество веленевыхъ экземпляровъ. Это изданіе состояло изъ четырехъ томовъ, съ примѣчаніями. Въ настоящемъ компактномъ изданіи, всѣ четыре тома стихотвореній соединены вмѣстѣ, исключая примѣчаній къ нимъ, — а біографическія свѣдѣнія помѣщены въ сокращеніи. Стихотворенія размѣщены въ томъ же хронологическомъ порядкѣ, съ раздѣленіемъ ихъ на тѣ же два отдѣла, изъ которыхъ главный обнимаетъ собою первые три тома посмертнаго изданія, а второй — образуетъ «Приложенія», помѣщаемыя нынѣ въ концѣ тома. Кромѣ общаго содержанія въ хронологическомъ порядкѣ, новое изданіе снабжено двумя указателями: предметнымъ и алфавитнымъ. Какъ и посмертное въ четырехъ томахъ, оно можетъ быть названо полнымъ только въ томъ смыслѣ, что въ него вошло все, что поэтъ самъ допустилъ въ послѣднее собраніе своихъ стихотвореній 1873 года, и что явилось въ «Послѣднихъ Пѣсняхъ» 1877 года. С.И. Пономаревъ, составившій примѣчанія къ посмертному изданію, прибавилъ къ этому только тѣ, впрочемъ, немногія стихотворенія, которыя, видимо, были опущены авторомъ по забывчивости, и на которыя онъ однако сдѣлалъ указаніе въ своихъ бумагахъ; кромѣ того, приведены всѣ стихотворенія, появлявшіяся въ періодическихъ изданіяхъ непосредственно послѣ смерти Некрасова, въ теченіе всего 1878 года. Но въ настоящемъ изданіи сдѣлано два отступленія отъ прежняго порядка, а именно: въ стихотвореніи «Уныніе» и въ траги-комедіи «Герои времени», нѣсколько строфъ, отнесенныхъ въ посмертномъ изданіи въ примѣчанія, возстановлены въ самомъ текстѣ, — и одно значительное дополненіе: къ поэмѣ «Кому на Руси жить хорошо» присоединена новая глава, не вошедшая въ посмертное изданіе и изданная только на-дняхъ въ февральской книгѣ «Отечественныхъ Записокъ».

Повтореніе посмертнаго изданія въ полномъ его составѣ, какъ бы то ни было желательно, потребовало бы много времени для его пересмотра и дополненій; но и такое повтореніе не сдѣлало бы излишнимъ, рядомъ съ нимъ, сдѣлать общедоступное изданіе одного полнаго текста стихотвореній Некрасова, — и настоящее изданіе имѣетъ въ виду прежде всего именно такую общедоступность.

 

С.-Петербургъ. — 1 марта, 1881 г.

  

 

КОМУ НА РУСИ ЖИТЬ ХОРОШО.

________

 

ПРОЛОГЪ.

 

Въ какомъ году — разсчитывай,

Въ какой землѣ — угадывай,

На столбовой дороженькѣ

Сошлись семь мужиковъ:

Семь временно-обязанныхъ,

Подтянутой губерніи,

Уѣзда Терпигорева,

Пустопорожней волости,

Изъ смежныхъ деревень:

Заплатова, Дырявина,

Разутова, Знобишина,

Горѣлова, Неѣлова,

Неурожайка-тожъ, —

Сошлися — и заспорили:

Кому живется весело,

Вольготно на Руси?

 

Романъ сказалъ: помѣщику,

Демьянъ сказалъ: чиновнику,

Лука сказалъ: попу.

Купчинѣ толстопузому!

Сказали братья Губины,

Иванъ и Митродоръ.

Старикъ Пахомъ потужился

И молвилъ, въ землю глядючи:

Вельможному боярину,

Министру государеву;

А Провъ сказалъ: царю...

 

Мужикъ, чтò быкъ: втемяшится

Въ башку какая блажь,

Коломъ ее оттудова

Не выбьешь: упираются,

Всякъ на своемъ стоитъ!

Такой ли споръ затѣяли,

Что думаютъ прохожіе —

Знать кладъ нашли ребятушки

И дѣлятъ межъ собой...

По дѣлу всякъ по своему

До полдня вышелъ изъ дому:

Тотъ путь держалъ до кузницы,

Тотъ шелъ въ село Иваньково

Позвать отца Прокофія —

Ребенка окрестить.

Пахомъ соты медовые

Несъ на базаръ въ Великое;

А два братана Губины

Такъ просто съ недоуздочкомъ

Ловить коня упрямаго

Въ свое же стадо шли.

Давно пора бы каждому

Вернуть своей дорогою —

Они рядкомъ идутъ!

Идутъ, какъ будто гонятся

За ними волки сѣрые,

Чтò далѣ — то скорѣй.

Идутъ — перекоряются!

Кричатъ — не образумятся;

А времячко не ждетъ.

За споромъ не замѣтили,

Какъ сѣло солнце красное,

Какъ вечеръ наступилъ.

Навѣрно-бъ ночку цѣлую

Такъ шли — куда не вѣдая,

Когда-бъ имъ баба встрѣчная,

Корявая Дурандиха,

Не крикнула: «почтенные!

Куда вы, на ночь глядючи,

Надумали идти?..»

 

Спросила, засмѣялася,

Хлестнула, вѣдьма, мерина

И укатила вскачь...

 

— Куда?.. Переглянулися

Тутъ наши мужики;

Стоятъ, молчатъ, потупились...

Ужъ ночь давно сошла,

Зажглися звѣзды частыя

Въ высокихъ небесахъ;

Всплылъ мѣсяцъ, тѣни черныя

Дорогу перерѣзали

Ретивымъ ходокамъ.

Ой, тѣни! тѣни черныя!

Кого вы не нагоните?

Кого не перегоните?

Васъ только, тѣни черныя,

Нельзя поймать — обнять!

 

На лѣсъ, на путь-дороженьку

Глядѣлъ, молчалъ Пахомъ,

Глядѣлъ — умомъ раскидывалъ

И молвилъ, наконецъ:

 

— «Ну! лѣшій шутку славную

Надъ нами подшутилъ!

Никакъ вѣдь мы безъ малаго

Верстъ тридцать отошли!

Домой теперь ворочаться

Устали — не дойдемъ,

Присядемъ, —дѣлать нèчего,

До солнца отдохнемъ!..»

 

Сваливъ бѣду на лѣшаго,

Подъ лѣсомъ, при дороженькѣ,

Усѣлись мужики.

Зажгли костеръ, сложилися,

За водкой двое сбѣгали,

А прочіе покудова

Стаканчикъ изготовили,

Бересты понадравъ.

Приспѣла скоро водочка,

Приспѣла и закусочка —

Пируютъ мужички!

Косушки по три выпили,

Поѣли — и заспорили

Опять: кому жить весело,

Вольготно на Руси?

Романъ кричитъ: помѣщику,

Демьянъ кричитъ: чиновнику,

Лука кричитъ: попу;

Купчинѣ толстопузому,

Кричать братаны Губины,

Иванъ и Митродоръ;

Пахомъ кричитъ: свѣтлѣйшему,

Вельможному боярину,

Министру государеву;

А Провъ кричитъ: царю!

 

Забрало пуще прежняго

Задорныхъ мужиковъ,

Ругательски ругаются,

Не мудрено, что вцѣпятся

Другъ другу въ волоса...

 

Гляди — ужъ и вцѣпилися!

Романъ тузитъ Пахомушку,

Демьянъ тузитъ Луку,

А два братана Губины

Утюжатъ Прова дюжаго —

И всякъ свое кричитъ!

 

Проснулось эхо гулкое,

Пошло гулять-погуливать,

Пошло кричать-покрикивать,

Какъ будто подзадоривать

Упрямыхъ мужиковъ.

Царю! на-право слышится,

Ha-лѣво отзывается:

Попу! попу! попу!

Весь лѣсъ переполошился,

Съ летающими птицами,

Звѣрями быстроногими

И гадами ползущими,

И стонъ, и ревъ, и гулъ!

Всѣхъ прежде зайка сѣренькій

Изъ кустика сосѣдняго

Вдругъ выскочилъ, какъ встрепанный

И на утёкъ пошелъ!

За нимъ галчата малые

Вверху березы подняли

Противный, рѣзкій пискъ.

А тутъ еще у пѣночки

Съ испугу птенчикъ крохотный

Изъ гнѣздышка упалъ;

Щебечетъ, плачетъ пѣночка,

Гдѣ птенчикъ? — не найдетъ!

Потомъ кукушка старая

Проснулась и надумала

Кому-то куковать;

Разъ десять принималася,

Да всякій разъ сбивалася

И начинала вновь...

Кукуй, кукуй, кукушечка!

Заколосится хлѣбъ,

Подавишься ты колосомъ —

Не будешь куковать! [1]

Слетѣлися семь филиновъ,

Любуются побоищемъ

Съ семи большихъ деревъ,

Хохочутъ полуночники!

А ихъ глазищи желтые

Горятъ, какъ воску яраго

Четырнадцать свѣчей!

И воронъ, птица умная,

Приспѣлъ, сидитъ на деревѣ

У самаго костра,

Сидитъ да чорту молится,

Чтобъ до смерти ухлопали

Котораго-нибудь!

Корова съ колокольчикомъ,

Чтò съ вечера отбилася

Отъ стада, чуть послышала

Людскіе голоса —

Пришла къ костру, уставила

Глаза на мужиковъ,

Шальныхъ рѣчей послушала

И начала, сердечная,

Мычать, мычать, мычать!

 

Мычитъ корова глупая,

Пищатъ галчата малые,

Кричатъ ребята буйные,

А эхо вторитъ всѣмъ.

Ему одна заботушка:

Честныхъ людей поддразнивать

Пугать ребятъ и бабъ!

Никто его не видывалъ,

А слышать всякій слыхивалъ,

Безъ тѣла — а живетъ оно,

Безъ языка — кричитъ!

 

Сова, — замоскворѣцкая

Княгиня, — тутъ же мычется,

Летаетъ надъ крестьянами,

Шарахаясь то ò землю,

То о кусты крыломъ...

Сама лисица хитрая,

По любопытству бабьему,

Подкралась къ мужикамъ,

Послушала, послушала,

И прочь пошла, подумавши:

«И чортъ ихъ не пойметъ!»

И вправду: сами спорщики

Едва ли знали, помнили —

О чемъ они шумятъ...

 

Намявъ бока порядочно

Другъ другу, образумились

Крестьяне, наконецъ;

Изъ лужицы напилися,

Умылись, освѣжилися;

Сонъ началъ ихъ кренить...

 

Тѣмъ часомъ птенчикъ крохотный,

По малу, по полсаженки,

Низкомъ перелетаючи,

Къ костру подобрался.

Поймалъ его Пахомушка,

Поднесъ къ огню, разглядывалъ,

И молвилъ: «Пташка малая,

А ноготокъ востеръ!

Дыхну — съ ладони скатишься,

Чихну — въ огонь укатишься,

Щелкну́ — мертва покатишься,

А все-жъ ты, пташка малая,

Сильнѣе мужика!

Окрѣпнутъ скоро крылышки —

Тю-тю! куда ни вздумаешь,

Туда и полетишь!

Ой ты, пичуга малая!

Отдай свои намъ крылышки,

Все царство облетимъ,

Посмотримъ, поразвѣдаемъ,

Поспросимъ — и дознаемся:

Кому живется счастливо,

Вольготно на Руси?»

— «Не надо бы и крылышекъ,

Кабы намъ только хлѣбушка

По полупуду въ день, —

И такъ бы мы Русь-матушку

Ногами перемѣряли!»

Сказалъ угрюмый Провъ.

 

— «Да по ведру бы водочки».

Прибавили охочіе

До водки братья Губины,

Иванъ и Митродоръ.

 

— «Да утромъ бы огурчиковъ

Соленыхъ по десяточку»,

Шутили мужики.

 

— «А въ полдень бы по жбанчику

Холоднаго кваску».

 

— «А вечеромъ по чайничку

Горячаго чайку...»

 

Пока они гуторили,

Вилась, кружилась пѣночка

Надъ ними: все прослушала

И сѣла у костра.

Чивикнула, подпрыгнула

И человѣчьимъ голосомъ

Пахому говоритъ:

 

— «Пусти на волю птенчика!!

За птенчика за малаго

Я выкупъ дамъ большой».

 

—А чтò ты дашь?

— «Дамъ хлѣбушка

По полупуду въ день,

Дамъ водки по ведерочку,

Поутру дамъ огурчиковъ,

А въ полдень квасу кислаго,

А вечеромъ чайку!»

 

— А гдѣ, пичуга малая,

Спросили братья Губины,

— Найдешь вина и хлѣбушка

Ты на семь мужиковъ?

 

— «Найти — найдете сами вы,

А я, пичуга малая,

Скажу вамъ, какъ найти».

— Скажи!

— «Идите по лѣсу,

Противъ столба тридцатаго

Прямехонько версту:

Придете на поляночку,

Стоятъ на той поляночкѣ

Двѣ старыя сосны,

Подъ этими подъ соснами

Закопана коробочка.

Добудьте вы ее, —

Коробка та волшебная:

Въ ней скатерть самобранная,

Когда ни пожелаете,

Накормитъ, напоитъ!

Тихонько только молвите:

— Эй! скатерть самобранная!

Попотчуй мужиковъ!

По вашему хотѣнію,

По моему велѣнію,

Все явится тотчасъ,

Теперь — пустите птенчика!»

 

— Постой! мы люди бѣдные,

Идемъ въ дорогу дальную,

Отвѣтилъ ей Пахомъ:

Ты, вижу, птица мудрая,

Уважь — одёжу старую

На насъ заворожи!

 

— Чтобъ армяки мужицкіе

Носились, не сносилися!

Потребовалъ Романъ.

 

— Чтобъ липовыя лапотки

Служили, не разбилися,

Потребовалъ Демьянъ.

 

— Чтобъ вошь, блоха паскудная,

Въ рубахахъ не плодилася,

Потребовалъ Лука.

 

Не прѣли бы онученьки...

Потребовали Губины...

 

А птичка имъ въ отвѣтъ:

— «Все скатерть самобранная

Чинить, стирать, просушивать

Вамъ будетъ... Ну, пусти!..»

 

Раскрывъ ладонь широкую.

Пахомъ птенца пустилъ.

Пустилъ — и птенчикъ крохотный,

По малу, по полсаженки,

Низкомъ перелетаючи,

Направился къ дуплу.

За нимъ взвилася пѣночка

И на лету прибавила:

— «Смотрите, чуръ одно!

Съѣстного сколько вынесетъ

Утроба — то и спрашивай,

А водки можно требовать

Въ день ровно по ведру.

Коли вы больше спросите,

И разъ и два — исполнится

По вашему желанію,

А въ третій быть бѣдѣ!»

 

И улетѣла пѣночка

Съ своимъ родимымъ птенчикомъ,

А мужики гуськомъ

Къ дорогѣ потянулися

Искать столба тридцатаго.

Нашли! — Молчкомъ идутъ

Прямехонько, вѣрнехонько

По лѣсу, по дремучему,

Считаютъ каждый шагъ.

И какъ версту отмѣряли,

Увидѣли поляночку —

Стоятъ на той поляночкѣ

Двѣ старыя сосны...

 

Крестьяне покопалися,

Достали ту коробочку,

Открыли — и нашли

Ту скатерть самобранную!

Нашли и разомъ вскрикнули:

«Эй, скатерть самобранная!

Попотчуй мужиковъ!»

 

Глядь — скатерть развернулася,

Откудова ни взялися

Двѣ дюжія руки,

Ведро вина поставили,

Горой наклали хлѣбушка,

И спрятались опять.

 

— А чтò же нѣтъ огурчиковъ?

 

— Чтò нѣтъ чайку горячаго?

 

— Чтò нѣтъ кваску холоднаго?

 

Все появилось вдругъ...

 

Крестьяне распоясались,

У скатерти усѣлися,

Пошелъ тутъ пиръ горой!

На радости цѣлуются,

Другъ дружкѣ обѣщаются

Впередъ не драться зря,

А съ толкомъ дѣло спорное

По разуму, по-божески,

На чести повести —

Въ домишки не ворочаться,

Не видѣться ни съ женами,

Ни съ малыми ребятами,

Ни съ стариками старыми,

Покуда дѣлу спорному

Рѣшенья не найдутъ,

Покуда не довѣдаютъ

Какъ ни на есть — доподлинно,

Кому живется счастливо,

Вольготно на Руси?

 

Зарокъ такой поставивши,

Подъ утро, какъ убитые

Заснули мужики...