ЦАРЬ

ИВАНЪ ВАСИЛЬЕВИЧЪ

 ГРОЗНЫЙ

 _______

ДВА ЧТЕНІЯ

 А. Н. Майкова.

 ______

 Изданіе учрежденной по Высочайшему повелѣнію Постоянной Коммисіи народныхъ чтеній.

Дозволено цензурою. С.-Петербургъ, 5 Февраля 1900 г.

ИЗДАНIЕ ТРЕТЬЕ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.

Типографія М. Акинфіева и И. Леонтьева.

Бассейная, 14.

1900.

Царь Иванъ Васильевичъ Грозный.

 _______

ЧТЕНІЕ ПЕРВОЕ.

1) До взятія Казани.

По кончинѣ родителя своего, Иванъ IV Васильевичъ остался на престолѣ младенцемъ по четвертому году, на рукахъ бояръ и матери своей, правительницы Елены, дочери русскаго выходца изъ Литвы, Михаила Глинскаго. Восьми лѣтъ онъ лишился и матери. Во все его малолѣтство правили бояре. И Димитрій Донской въ малолѣтствѣ получилъ престолъ, и за него тоже управляли бояре. Но бояре при малолѣтствѣ Ивана Васильевича уже не походили на тѣхъ старыхъ Московскихъ бояръ, воспитанныхъ въ дѣлахъ Иваномъ Калитою и сыномъ его Симеономъ Гордымъ, святителями Петромъ и Алексіемъ и преподобнымъ Сергіемъ. Когда уничтожены были удѣлы, бывшіе удѣльные князья, или ихъ дѣти и внуки, поступили на службу великаго князя и заняли — по знатности своей, да и по родству съ нимъ — мѣста выше старыхъ бояръ, и по немногу оттѣснили ихъ отъ двора и отъ высшихъ должностей. Тогда бояре разъѣхались большею частью по деревнямъ, несли тяжелую ратную службу и, надо сказать, эти земскіе бояре и дворяне доблестно и честно сослужили свою службу царямъ и Россіи наравнѣ со всѣмъ народомъ русскимъ. Новые же бояре, заступившіе ихъ мѣсто при дворѣ, все не могли забыть, что отцы и дѣды ихъ были прежде вольные князья неслужилые, — и думали, что если ужь нельзя имъ воротить отцовскихъ удѣловъ, то нельзя-ли, по крайности, устроиться имъ такъ на Москвѣ, какъ устроились русскіе же князья, одного съ ними корня, въ Литвѣ, или паны въ Польшѣ. Эти литовскіе князья или польскіе паны владѣли огромными землями и городами, жили у себя во владѣніяхъ, какъ особые царьки; король въ земли ихъ не вступался: они дѣлали, что хотѣли съ подвластнымъ имъ народомъ, даже смертью казнили. При малолѣтствѣ Ивана Васильевича, бояре и въ Москвѣ захватили всю власть; при дворахъ своихъ завели, какъ и въ Литвѣ, огромное число челядинцевъ, кормежниковъ и нахлѣбниковъ, которые сновали въ народѣ, расхваливали своихъ «кормильцевъ», распускали про недруговъ ихъ дурные слухи, мутили народъ и подымали его на бунтъ, когда того требовалось этимъ кормильцамъ, — и народъ кидался на дворы ихъ недруговъ, жегъ ихъ, грабилъ. Когда кто изъ этихъ вельможъ назначался намѣстникомъ въ какой-нибудь городъ, онъ увозилъ съ собой всѣхъ своихъ подручниковъ, раздавалъ имъ мѣста — и такъ они тѣснили и обирали жителей, что цѣлыя волости пустѣли, люди разбѣгались. Въ Москвѣ же эти верховные бояре враждовали другь съ другомъ за первенство, убивали, отравляли, замучивали другъ друга въ пыткахъ, ссылали въ ссылку, грабили домы и деревни тѣхъ, кого одолѣютъ. Обиженные — если имъ удавалось уйдти — отъѣзжали въ Литву, въ Крымъ, подымали короля и хана на Россію, сами въ ихъ войскахъ ходили разорять отечество. Одинъ изъ такихъ перебѣжчиковъ, князь Семенъ Бѣльскій, нѣсколько лѣтъ жившій въ Крыму, даже хвастался, что три раза подымалъ Ногайцевъ и Крымцевъ на Россію. Не останавливались они и передъ саномъ митрополита: каждой партіи хотѣлось имѣть митрополита изъ своихъ сторонниковъ; которые были имъ неугодны, тѣхъ сводили съ престола: такъ свергли они, одного за другимъ, двоихъ митрополитовъ — Даніила и Іоасафа. Въ спорѣ съ митрополитомъ Maкаріемъ одинъ изъ бояръ, Головинъ, наступивъ на его мантію, изорвалъ ее, въ знакъ презрѣнія, ногами. Говорятъ, и Елену, мать царя, они опоили ядомъ, и дядей царскихъ замучили. О воспитаніи царя они не заботились, обходились съ нимъ грубо. Царь самъ потомъ вспоминалъ: «Мы, бывало, съ братомъ Юрьемъ играемъ, а князь Иванъ Шуйскій развалится на лавкѣ и ногу положитъ на постель отца моего»... Старались потакать всякому дѣтскому желанію царя, пріучали его травить кошекъ, собакъ, бросать ихъ внизъ съ высокаго крыльца или изъ оконъ. Когда онъ подросъ ночью цѣлой ватагой сами они, или ихъ дѣти, садились на коней и скакали по Москвѣ, творя всякія безчинства... Чуть кто полюбится юному царю, другимъ дѣлалось завидно — и его, въ глазахъ царя, убивали или ссылали; на просьбы, на слезы, на испугъ ребенка не смотрѣли. «Въ такихъ-то злокозненныхъ боярскихъ обычаяхъ и небреженіи» — какъ говорилъ потомъ самъ царь — возрасталъ онъ въ дѣтствѣ, и по мѣрѣ того, какъ возрасталъ, самъ выходилъ такимъ же, какъ всѣ его окружавшіе и, достигнувъ четырнадцати лѣтъ, началъ дѣлать съ ними то, чему изъ ихъ примѣра научился, — началъ казнить то того, то другого, кто ему не понравится.

Но рядомъ съ этими безнравственными и свирѣпыми боярами, очевидно, подлѣ юноши-царя находился кто-то, старавшійся насадить въ душѣ его страхъ Божій и просвѣтить его разумъ наукою: царь зналъ отлично Священное Писаніе, исторію церковную, римскую и русскую, и творенія Отцовъ Церкви, мастеръ былъ писать и говорить рѣчи. Ни отъ кого изъ древнихъ нашихъ царей не осталось столько сочиненій; при пріемѣ пословъ, или когда онъ давалъ наказы своимъ посланникамъ или воеводамъ, въ горницѣ всегда сидѣлъ писарь и записывалъ его рѣчи. Былъ подлѣ него кто-то, внушавшій ему великое понятіе о долгѣ христіанскаго царя передъ Богомъ, значеніе русскаго государя для всего православія. По всей вѣроятности, этотъ невѣдомый сѣятель добра въ юной и пламенной душѣ царя былъ митрополитъ Макарій. Онъ же вѣроятно внушилъ царю, когда ему исполнилось семнадцать лѣтъ, мысль вѣнчаться торжественно на царство и вступить въ бракъ. 16-го января 1547 года совершилось вѣнчаніе на царство, а 3-го февраля была свадьба царя съ Анастасіей, изъ рода Романовыхъ, стараго боярскаго рода временъ Димитрія Донского. Торжественность обряда вѣичанія и напоминаніе при этомъ царственныхъ обязанностей не могли не оставить впечатлѣнія на юнаго царя; бракъ съ прекрасной и кроткой царицей Анастасіей долженъ былъ отвратить его отъ прежнихъ его утѣхъ. Но тутъ случилось еще одно событіе, глубоко потрясшее его душу. Чрезъ два мѣсяца послѣ свадьбы, апрѣля 12-го, сдѣлался въ Москвѣ страшный пожаръ, отъ котораго между прочимъ взорвало вспыхнувшимъ порохомъ стрѣльницу и часть стѣны въ Кремлѣ; черезъ нѣсколько дней, 20-го апрѣля, новый пожаръ въ нынѣшней, Яузской части; наконецъ Іюня 24-го налетѣла на Москву страшная буря съ громомъ и молніей; отъ которой Москва загорѣлась разомъ въ нѣсколькихъ мѣстахъ, — и скоро, при сильномъ вѣтрѣ, словно огненное море разлилось по всему городу. Государь съ царицею едва спасся на Воробьевы горы. Митрополитъ Макарій чуть не задохся въ Успенскомъ соборѣ; его спустили на веревкѣ изъ тайника къ Москвѣ рѣкѣ; онъ упалъ и расшибся.

Съ Воробьевыхъ горъ, при раскатахъ грома, при блескѣ молніи, трепещущій царь смотрѣлъ на пожираемую пламенемъ свою столицу. На другой или на третій день, когда огонь утихъ, онъ ѣздилъ провѣдать болящаго митрополита, посѣтилъ пожарище, гдѣ бѣдные погорѣльцы, посреди дымившихся развалинъ, съ воплями и слезами, бродили, отыскивая своихъ пропавшихъ безъ вѣсти близкихъ, или свое имущество, — и не находили даже мѣста, гдѣ стояли ихъ домы. На огромномъ пепелищѣ города торчали только почернѣлыя каменныя трубы, да обгорѣвшія каменныя церкви. Около двухъ тысячъ народу сгорѣло... Нѣкоторыми боярами пущены были слухи, будто городъ подожгли бояре, князья Глинскіе; толпа кинулась отыскивать мнимыхъ виновниковъ; убили боярина Глинскаго, дядю царскаго... «Все сіе навелъ Богъ на насъ грѣховъ ради нашихъ, ибо множество согрѣшили и беззаконствовали... Богъ же праведнымъ своимъ судомъ приводитъ насъ на покаяніе»... Вотъ что отовсюду, отъ митрополита и іереевъ и ото всего народа, устрашеннаго бѣдствіемъ, и ото всѣхъ, сокрушавшихся о потерѣ въ пламени, достоянія своего и своихъ родныхъ и близкихъ — слышалъ царь, и больше всѣхъ устрашился и сокрушился духомъ, ибо въ бѣдствіи народа видѣлъ, по Писанію, кару Господню за свои прегрѣшенія. «И вниде страхъ въ душу мою. — говорилъ онъ потомъ, — и трепетъ въ кости мои, и смирился духъ мой, и позналъ я свои согрѣшенія». Онъ далъ обѣтъ покаяться и стать другимъ человѣкомъ; наложилъ на себя постъ и молитву; потомъ созвалъ святителей и покаялся въ грѣхахъ своихъ, причастился Св. Таинъ. Но прощенія святителей ему казалось еще мало. Онъ объявилъ по всѣмъ городамъ, чтобы съѣхались въ Москву отовсюду выборные люди. Когда они съѣхались, онъ въ воскресный день велѣлъ всѣмъ собраться на Лобное мѣсто въ Москвѣ; послѣ обѣдни вышелъ изъ Кремля, сопровождаемый боярами, митрополитомъ и духовенствомъ, съ крестами и хоругвями. Отслужили молебенъ, послѣ чего царь обратился къ митрополиту и во всеуслышаніе говорилъ ему: «Молю тебя, святый владыко, будь мнѣ помощникомъ. Знаю, что ты дѣлъ благихъ и любви желатель. Я остался — ты знаешь, владыко, — послѣ отца своего четырехъ лѣтъ, а послѣ матери — осьми. Не стало родителей моихъ, чтобы пещись обо мнѣ, а сильные мои бояре и вельможи обо мнѣ не радѣли, а самовластвовали, саны и почести похищали именемъ моимъ, творили всякія корысти и обиды — и никто имъ не возбранялъ: я словно былъ глухъ и не слышалъ, и — ради юности моей и пустоты — не имѣлъ въ устахъ моихъ на нихъ обличенія. О, неправедные лихоимцы! неправедные судьи и хищники! какой отвѣтъ дадите намъ за слезы, которыя вы исторгли? Я же чистъ отъ пролитой вами крови. Ожидайте воздаянія своего!»

Потомъ поклонился царь на всѣ четыре стороны и сказалъ народу: «Люди Божіе и Богомъ намъ порученные! Взываю къ вашей вѣрѣ къ Богу, къ любви вашей къ намъ. Всѣхъ разореній вашихъ, всѣхъ неправдъ бояръ моихъ въ лѣта моей юности — теперь исправить уже невозможно. Молю васъ, простите другь другу всѣ вражды ваши! Простимте всѣ другъ другу обиды наши! Отнынѣ, на сколько Богъ дастъ мнѣ силы, самъ я буду вамъ судья и оборона, буду неправды исправлять и отнятое возвращать». За симъ онъ указалъ на одного молодого человѣка, по имени Алексѣя Адашева, съ которымъ сблизился послѣ пожара, — и велѣлъ ему принимать всѣ челобитныя отъ бѣдныхъ и обиженныхъ, и разсматривать вмѣстѣ съ царемъ. И всѣ выборные, и всѣ люди московскіе, и митрополитъ Макарій со всѣмъ священнымъ соборомъ, и князья, и бояре, слышавшіе такія слова изъ устъ юноши-царя, сердцемъ умилилися, и на испрашиваемое царемъ прощеніе сладкія слезы радости испущали, и молили Господа, да отпуститъ Онъ всѣмъ согрѣшенія ихъ и помилуетъ. И слыша сіе юноша-царь самъ проливалъ слезы и радовался о всеобщемъ прощеніи — и по юношеской горячности своей, въ веселіи сердца, думалъ, что отнынѣ наступаетъ во всей державѣ его вѣчный миръ и любовь, какъ подобаетъ быть въ христіанскомъ царствѣ; въ ознаменованіе сего, тутъ же простилъ всѣхъ — какіе были виновные передъ нимъ бояре, съ тѣмъ, чтобы ужь о прошломъ и помину не было. Съ великой радостью и многими слезами разошлись съ Лобнаго мѣста люди московскіе, разъѣхалисъ выборные по домамъ и расказывали вездѣ — чему были свидетелями. Радостью и свѣтлыми надеждами исполнилася Русская земля, будучи вся за едину душу съ царемъ своимъ.

Полный текстъ произведенія въ форматѣ pdf: Купить за 20 рублей.