ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ

Н.Г. ЧЕРНЫШЕВСКАГО

 

въ 10 томахъ съ 4 портретами.

  

Томъ X, часть 2.

(съ портретомъ автора 1888 г.).

  

Отдѣльныя статьи

(1849—1863).

Статьи послѣдняго времени

(1885—1889).

  

Изданіе М.Н. Чернышевскаго.

  

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.

Типографія М.М. Стасюлевича, Вас. остр., 5 .чин., 28.

1906.

 

Николай Гавриловичъ Чернышевскій.

 

БЕЗДЕНЕЖЬЕ ^[1].

 

I.

 

Когда товаръ бываетъ дешевъ: когда его находится слишкомъ мало или слишкомъ много?

 

По этому головоломному вопросу не имѣютъ никакихъ сомнѣній простые люди: мужики, мѣщане, канцелярскіе чиновники, кухарки, хозяйки небогатыхъ семействъ, и т.д. и т.д. Сидишь, бывало, поутру за чаемъ и слушаешь разговоръ старшихъ родственниковъ, возвратившихся съ рынка, и ихъ знакомыхъ, завернувшихъ къ нимъ отогрѣться послѣ двухъ-часовыхъ поисковъ дешевой провизіи на рынкѣ. —«Мало нынче было подвезено дровъ, и приступу къ нимъ нѣтъ: ломятъ по два рубля (ассигнаціями) за возъ». — «Вотъ то-то и есть, пропустили вы прошлую среду: покупали по рублю за возъ; а я вамъ говорилъ тогда, берите, такого большаго подвозу не будетъ послѣ». — Думала, батюшка, что навезутъ еще больше, и куплю по 80 копѣекъ». — На другое утро сидишь, бывало, опять за чаемъ, и опять слышишь такой же разговоръ: «ужь сколько нынче навезли сѣна, просто ужасъ, — ну и покупали дешево: я взяла три воза за пять рублей». — «А я, матушка, въ прошлую пятницу заплатилъ за одинъ возъ четыре рубля, потому что очень мало сѣна было привезено». — Такіе разговоры слушаешь, бывало, изо дня въ день, и слушаешь по цѣлымъ долгимъ годамъ. Однообразно и потому скучновато; но очень полезно.

Въ самомъ дѣлѣ, человѣку, прослушавшему въ дѣтствѣ за чаемъ такой курсъ живой экономической мудрости, совершенно ясно и неопровержимо все дѣльное и справедливое въ книжной ученой политической экономіи. Его уже ничѣмъ не собьете вы, напримѣръ, съ мысли, что если товаръ падаетъ въ цѣнѣ, то значитъ, что количество этого товара слишкомъ велико.

Но кто не знаетъ, какъ идутъ экономическія дѣла въ самой коренной дѣйствительности, въ жизни той массы, которая своими руками производитъ все національное богатство и хлопочетъ съ утра до ночи, чтобы какъ-нибудь переколотиться на свѣтѣ, — кто не узналъ эту жизнь, такъ что не можетъ забыть о ней, тотъ почти-что ничего не умѣетъ разобрать и въ книжной мудрости; отвлеченныя понятія и отвлеченныя статистическія цифры вертятся у него въ головѣ, складываясь и раскладываясь по прихотямъ фантазіи и производя всякую любую путаницу, какую только захочется ему сочинить изъ нихъ. Къ вопросу о дороговизнѣ вещей и упадкѣ цѣнности денежныхъ знаковъ эти мудрецы приступаютъ, напримѣръ, такимъ манеромъ:

«Всѣ жалуются на дороговизну вещей, которая съ ученой точки зрѣнія должна быть названа пониженіемъ цѣны денежныхъ знаковъ сравнительно съ общею массою товаровъ. Но можно ли объяснять этотъ упадокъ излишнимъ увеличеніемъ количества денежныхъ знаковъ, находящихся въ обращеніи? Въ такомъ-то году, когда цѣнность денежныхъ знаковъ не находилась въ упадкѣ, Россія имѣла въ обращеніи столько-то милліоновъ звонкой монеты, столько-то милліоновъ кредитныхъ билетовъ, столько-то милліоновъ процентныхъ билетовъ разныхъ кредитныхъ учрежденій, и другихъ бумагъ, замѣнявшихъ собою деньги; итого было у насъ тогда, — въ какомъ-нибудь 1850 или 1852 году, столько-то милліоновъ денежныхъ знаковъ. Нынѣ находится въ обращеніи по каждому изъ этихъ разрядовъ столько-то милліоновъ, итого сумма всѣхъ денежныхъ знаковъ, находящихся въ обращеніи, составляетъ столько-то милліоновъ. Изъ этого мы видимъ что…»

Тутъ разногласіе между мудрецами, потому что видны по ихъ разсчетамъ оказываются вещи, совершенно разныя: однимъ видно, что сумма денежныхъ знаковъ, находящаяся нынѣ въ обращеніи, меньше той, какая была прежде; другимъ видно, что она равна ей; третьимъ видно, что она нѣсколько больше, но не настолько, насколько увеличился размѣръ торговыхъ и промышленныхъ оборотовъ, нашего общества за послѣдніе годы; эти противорѣчащія очевидности нимало не мѣшаютъ всѣмъ тремъ партіямъ мудрецовъ послѣ своего небольшаго разногласія въ очевидности снова сойтись въ общемъ выводѣ, и они въ одинъ голосъ заключаютъ:

«Изъ этой очевидности (которая по однимъ состоитъ въ томъ, что количество денежныхъ знаковъ увеличилось, а по другимъ въ томъ, что оно уменьшилось) столь же очевидно слѣдуетъ, что количество денежныхъ знаковъ, находящихся нынѣ въ обращеніи у насъ, недостаточно при громадномъ развитіи нашихъ производительныхъ силъ въ послѣдніе годы и при возникшемъ изъ того огромномъ увеличеніи торговыхъ сдѣлокъ въ странѣ. Дѣйствительно, если предположимъ, что сумма этихъ оборотовъ удвоилась, то не очевидно ли, что недостаточна стала для ихъ совершенія масса денежныхъ знаковъ, не превышающая, или мало превышающая, ту, какая находилась въ прежнее время при размѣрѣ оборотовъ, вдвое меньшемъ».

Къ этому заключенію мудрецы сходятся, хотя и расходились по дорогѣ; сходятся потому, что и въ мысляхъ у нихъ было не то, чтобы держаться прямого пути, а только чтобы какими бы то ни было изворотами дойти до такого результата.

Соединившись тутъ во взаимныхъ объятіяхъ, они продолжаютъ въ одинъ голосъ: «выводъ, нами сдѣланный изъ сравненія нынѣшней суммы денежныхъ знаковъ съ бывшею прежде у насъ, получаетъ еще болѣе осязательности, если мы просто сравнимъ количество настоящихъ денегъ въ тѣсномъ смыслѣ этого слова съ числомъ нашего населенія. Звонкой монеты у насъ теперь такъ мало, что не стоитъ и считать ее; кредитныхъ билетовъ находится въ обращеніи около 700 милліоновъ, а населеніе Россійской имперіи составляетъ около 70-ти милліоновъ человѣкъ; стало быть на каждаго жителя имперіи приходится среднимъ числомъ всего по 10 рубл. Не очевидно ли, что эта цифра слишкомъ мала. Изъ этого очевидно, въ чемъ находится причина промышленныхъ, торговыхъ и финансовыхъ нашихъ затрудненій: денежныхъ знаковъ слишкомъ мало; ясны и средства устранить всѣ затрудненія: надобно увеличить количество денежныхъ знаковъ. Какимъ способомъ увеличить его, тоже ясно: золото и серебро нельзя производить силою одного желанія, значитъ нечего и хлопотать о звонкой монетѣ, а надобно пособить горю выпустивъ еще побольше кредитныхъ билетовъ и процентныхъ бумагъ всякаго наименованія».

Цѣлыхъ три партіи мудрецовъ пѣли хоромъ этотъ прекрасный гимнъ. Но этихъ пѣвцовъ надобно назвать крайними мудрецами; а въ противоположность крайнимъ всегда существуютъ умѣренные. Умѣреннымъ быть легко во всякомъ дѣлѣ: надобно только слушать, что говорятъ люди, выходящіе изъ какихъ бы то ни было основаній, — справедливыхъ или ложныхъ все равно, — и развивающіе свой взглядъ по строгой логикѣ, которая приводитъ ихъ къ вѣрнымъ выводамъ, если основанія вѣрны, или къ фальшивымъ, если основанія фальшивы, — надобно слушать, что говорятъ эти люди, и повторять ихъ слова съ прибавкою ограничительныхъ оговорокъ: «есть справедливая сторона въ мнѣніи, утверждающемъ, что…» «Нельзя отчасти не согласиться съ тѣмъ, что...» и т.д. и т.д.; что же касается до сдѣланныхъ крайними людьми выводовъ, то надобно прибавлять къ нимъ замѣчаніе въ такомъ родѣ: «эта мѣра слишкомъ сильна; къ той же цѣли приведетъ средство болѣе удобное, — не дѣлать ничего или почти ничего». Владѣя умѣньемъ ко всему, что говорится людьми какого бы то ни было взгляда, приставлять такія оговорки, вы будете человѣкомъ умѣренной партіи. Такъ и по вопросу о денежныхъ знакахъ умѣренные мудрецы разсуждали слѣдующимъ манеромъ, тоже на основаніи глубокихъ научныхъ соображеній: «Нельзя не признать отчасти справедливымъ того мнѣнія, что излишества въ денежныхъ знакахъ у насъ нѣтъ; не лишено нѣкотораго основанія даже и то мнѣніе, что количество денежныхъ знаковъ слишкомъ мало. Но увеличивать эту массу значительнымъ выпускомъ новыхъ бумажныхъ денегъ было бы дѣломъ рискованнымъ, какъ и всякая крайняя мѣра. Дѣлать небольшіе выпуски можно, потому что не окажутъ они чувствительнаго вліянія, но лучше и того не дѣлать, чтобы курсъ не падалъ».

Итакъ ничего не дѣлать? О, нѣтъ: это самая смертельная обида для умѣренныхъ людей — сказать про нихъ, что они не хотятъ дѣлать ничего или почти ничего; они тотчасъ же восклицаютъ: «извольте дослушать, мы еще не развили до конца свой взглядъ; у насъ также есть своя программа дѣятельности — конечно безъ рѣзкихъ мѣръ, предлагаемыхъ крайними людьми; но въ нашихъ мѣрахъ, легкихъ и мягкихъ находится болѣе легкое лекарство отъ болѣзней. Есть одно обстоятельство, котораго не хотятъ замѣчать крайніе мудрецы, опровергаемые нами (да гдѣ жь вы ихъ опровергаете? Вы только повторяете ихъ слова на половину; вѣдь если, напримѣръ, вмѣсто полнаго слова «бумага» вы хотите произносить только одну половину его «бума», то вѣдь вы не опровергли его, а только отняли у него смыслъ; если это слово дурно, то и ваше искаженіе его тоже дурно, съ тою только разницею, что въ добавокъ оно и глупо, чего нельзя сказать о цѣломъ словѣ). Это важное обстоятельство, выставляемое нами на видъ, заключается въ низкомъ курсѣ бумажныхъ знаковъ (да вовсе не вы, о умѣренные мудрецы, выставляете на видъ это обстоятельство: его выставляютъ на видъ другіе крайніе люди, противоположные первымъ; разница между вами и этими другими крайними людьми та, что они говорятъ объ этомъ обстоятельствѣ со смысломъ, а вы, — но какъ вы о немъ говорите, мы послушаемъ, продолжайте...). Чѣмъ объяснить низкій курсъ бумажныхъ знаковъ при неоспоримости (вотъ ужъ и неоспоримость! а вы бы просто сказали, что вы не умѣете оспорить, — это еще не признакъ неоспоримости) того факта, что у насъ нѣтъ излишества или даже есть недостаточность въ количествѣ денежныхъ знаковъ? Понять это можно только при глубокомъ изученіи великихъ истинъ политической экономіи (фразы «о глубинѣ изученія, необходимой для».... и т.д. обыкновенно служатъ признакомъ, что голова, требующая глубины мыслей, напутала въ себѣ мысли, совершенно не клеящіяся; если, напримѣръ, вздумаю я, что Петербургъ лежитъ подъ тропиками, то дѣйствительно потребуются необыкновенно глубокія соображенія, чтобы объяснить, почему въ Петербургѣ такой холодный климатъ; а и вся-то надобность въ глубокомысліи произошла оттого, что взялъ я правду, что въ Петербургѣ холодно, да взялъ вздоръ, будто Петербургъ лежитъ подъ тропиками, спуталъ эту правду съ этимъ вздоромъ, да и хочу, чтобы они ужились вмѣстѣ). Благодаря изслѣдованіямъ Рикардо, доказано, что курсъ бумажныхъ денегъ не можетъ держаться безъ обмѣна на звонкую монету (о умѣренные мудрецы! Рикардо вовсе не то доказывалъ. Тутъ и доказывать-то нечего; умному человѣку, каковъ былъ Рикардо, нечего было размышлять надъ такими вопросами), — и теперь навсегда опровергнуты теоріи утопистовъ, утверждавшихъ противное. (Умѣренные мудрецы при всякомъ случаѣ таки задѣнутъ утопистовъ, теоріи которыхъ состоятъ совершенно въ иномъ, чѣмъ полагаютъ умѣренные мудрецы, и которые по вопросамъ о денежномъ обращеніи ни на одинъ волосъ не отступаютъ отъ Рикардо). Итакъ для возстановленія курса бумажныхъ денегъ, надобно только возстановить размѣнъ ихъ на звонкую монету. Такъ какъ ихъ количество не чрезмѣрно, то и къ размѣну будетъ представлена лишь самая незначительная часть ихъ, — такъ сказать только для пробы, въ самомъ ли дѣлѣ станутъ размѣнивать; а какъ только увидятъ люди, что въ самомъ дѣлѣ размѣниваются ихъ бумажныя деньги на звонкую монету, то и перестанутъ представлять ихъ къ размѣну: зачѣмъ дескать, вѣдь теперь ужь это — вѣрный капиталъ, все равно что золото. Изъ этого слѣдуетъ, что при нынѣшнемъ состояніи размѣннаго фонда государственнаго банка можно возстановить обмѣнъ кредитныхъ билетовъ на звонкую монету и этимъ все дѣло будетъ улажено. Курсъ поднимется, торговля возстановится, промышленность оживится и, вѣроятно, даже процвѣтутъ, какъ въ старые блаженные годы, наши акціонерныя общества».

Сладки словеса умѣренныхъ мудрецовъ: по щучьему велѣнью, по иванушкину прошенью окажись размѣнный фондъ достаточнымъ для возстановленія курса, процвѣти торговля и промышленность. — Пріятны и слова крайнихъ мудрецовъ: ну-ка съ Богомъ, щелкайте станки, печатайте побольше кредитныхъ билетовъ, и все пойдетъ какъ по маслу. Но вотъ, — картина, достойная Дантовой кисти, — что это за лица исхудалыя, зеленыя, съ блуждающими глазами, съ искривленными злобной улыбкой ненависти устами, — съ немытыми руками, съ скверными сигарами въ зубахъ? Это — нигилисты, изображенные г. Тургеневымъ въ романѣ «Отцы и дѣти». Эти небритые, нечесанные юноши отвергаютъ все, все: отвергаютъ картины, статуи, скрипку и смычокъ, оперу, театръ, женскую красоту, — все, все отвергаютъ и прямо такъ и рекомендуютъ себя: мы дескать нигилисты, все отрицаемъ и разрушаемъ. Что-то скажутъ они о выслушанныхъ нами теоріяхъ умѣренныхъ мудрецовъ и крайнихъ мудрецовъ.

Они скажутъ вотъ что: вспомните, читатель, простые житейскіе факты, свидѣтелемъ которыхъ были вы съ самаго дѣтства. Вспомните разговоры вашего отца, дяди, бабушки о дороговизнѣ и дешевизнѣ сѣна и дровъ; если цѣнность вещи упала, значитъ, что количество этой вещи сдѣлалось больше, чѣмъ при какомъ она можетъ сохранять свою прежнюю цѣнность. Курсъ бумажныхъ денегъ упалъ, — при этомъ фактѣ уже не нужны никакія другія изысканія, и противъ него невозможны никакія возраженія. Онъ самъ по себѣ полнѣйшее и очевиднѣйшее заявленіе тому, что выпущенное количество бумажныхъ денегъ слишкомъ велико.

Положимъ, что мои векселя падаютъ въ цѣнѣ. Изъ этого уже ясно, что я надавалъ векселей больше, чѣмъ слѣдовало. Тутъ нечего сравнивать ихъ прежнее количество съ нынѣшнимъ. Пусть прежде масса денежныхъ знаковъ была больше нынѣшней; но если тогда курсъ кредитныхъ билетовъ и другихъ бумагъ не падалъ, это значитъ, что тогда въ обращеніи находилось не больше денежныхъ знаковъ, чѣмъ слѣдовало. Пусть нынѣшняя сумма денежныхъ знаковъ меньше прежняго; но если курсъ бумажныхъ денегъ падаетъ, это все-таки значитъ, что количество ихъ чрезмѣрно велико. Время на время не приходитъ. Количество, не бывшее чрезмѣрнымъ прежде, можетъ оказываться чрезмѣрнымъ нынѣ. Пока не было желѣзной дороги изъ Петербурга въ Москву, по шоссе между этими городами содержалось быть можетъ 100 тысячъ лошадей; и если цѣна этихъ лошадей не падала, то значитъ ихъ было не больше, чѣмъ нужно. Теперь, быть можетъ, осталось всего 10 тысячъ лошадей на этомъ шоссе, и все-таки это количество чрезмѣрно, если цѣна ихъ упала. Что тутъ будете вы разсуждать объ увеличившемся движеніи проѣзжихъ и товаровъ между Петербургомъ и Москвой; пусть оно и увеличилось, но если цѣна лошадей упала, значитъ все-таки, что цѣна эта упала, и что ямщики на шоссе должны не увеличивать, а уменьшать число своихъ лошадей.

Что еще разсуждаете вы о пропорціи между количествомъ кредитныхъ билетовъ и количествомъ населенія? Припомните разсказы о дровахъ и сѣнѣ. Если возы дровъ стоятъ на рынкѣ по цѣлой недѣлѣ, то семь десятковъ возовъ на рынкѣ будутъ означать собою меньшій размѣръ рыночныхъ оборотовъ, чѣмъ 20 возовъ въ такое время, когда больше одного дня не стоитъ возъ на рынкѣ. По 20 возовъ въ день, — вѣдь это составитъ 140 возовъ въ недѣлю; а 70 возовъ въ недѣлю даютъ только по 10 возовъ на день. Значитъ иной рынокъ, на которомъ въ каждое данное время находится только по 20 возовъ дровъ, достаточенъ на поддержаніе экономическихъ отправленій въ количествѣ печей, вдвое большемъ того, какое едва поддерживается въ исправности другимъ рынкомъ, постоянно имѣющимъ 70 возовъ дровъ. Попятно или нѣтъ? Просто или нѣтъ?

Сколько нужно мнѣ имѣть наличныхъ денегъ въ карманѣ, чтобы круглый годъ былъ у меня на столѣ чай поутру и вечеромъ? Какъ вамъ это сказать? Да вѣдь этого совершенно нельзя опредѣлить. Голова сахару стоитъ рублей 5, да фунтъ чаю рубля 3; значитъ 10 рублей за-глаза довольно, чтобы войдти въ магазинъ и запастись чаемъ и сахаромъ. Легко обойтись и гораздо меньшимъ количествомъ наличныхъ денегъ: 1/2 ф. чая и 5 ф. сахара все еще порядочный запасъ. Его купить можно на 3 рубля. Значитъ человѣкъ, у котораго никогда не будетъ въ наличности за одинъ разъ больше 10 рублей, можетъ постоянно пить чай, лишь бы эта маленькая наличность въ его карманѣ быстро возобновлялась. Положимъ, она возобновляется каждый день. Тогда получая и расходуя по 10 рублей въ день, я буду проживать въ годъ 3,650 рублей, т.е. буду совершать торговыя сдѣлки на эту сумму въ теченіе года. Но если я получаю деньги только одинъ разъ въ мѣсяцъ по 100 рублей, то хотя наличность и бываетъ у меня тутъ гораздо больше, чѣмъ въ первомъ случаѣ, а все-таки въ годъ получу я только 1,200 рублей и въ теченіе года сдѣлаю покупокъ втрое меньше, чѣмъ въ первомъ случаѣ. Тутъ шутя стану я порядкомъ экономничать на чаѣ и сахарѣ; иной разъ будетъ у меня въ карманѣ и 25-рублевая бумажка; а я стѣсняюсь позвать себѣ пріятеля на стаканъ чаю. А что если я получаю деньги одинъ разъ въ годъ по 300 рублей? Наличность тутъ бываетъ иногда у меня очень солидная; а все-таки большую часть дней въ году останусь я безъ чаю и безъ сахару.

Понятно ли, въ чемъ штука? Штука не въ томъ, поскольку денегъ бываетъ у меня въ карманѣ за одинъ разъ, а въ томъ, каковъ мой годовой доходъ. Положите, что красненькая бумажка за № 12,345,678 возвращается ко мнѣ въ карманъ 350 разъ въ годъ; значитъ я съ одной этой бумажкой буду жить такъ, какъ живутъ люди, имѣющіе болѣе 3,500 дохода. А если бумажки въ карманѣ у меня перебываютъ и разныхъ нумеровъ и разныхъ цвѣтовъ, существенной разницы тутъ не будетъ.

Итакъ, сколько же бумажекъ нужно человѣку, чтобы жить въ порядочной квартирѣ, имѣть сносный столъ и пр. и пр., какъ имѣютъ люди, проживающіе болѣе 3000 рублей въ годъ? Сколько нужно ему наличныхъ денегъ, этого нельзя сказать: а можно только сказать, что въ годъ онъ долженъ прожить болѣе 3,000 рублей.

Не угодно ли теперь вмѣсто одного человѣка взять цѣлый народъ, положимъ, хоть русскій народъ. Вы говорите, что въ какомъ-нибудь 1850 году было у насъ денежныхъ знаковъ, положимъ, 1,400 милліоновъ, а вся сумма продажъ и покупокъ всей націи простиралась въ томъ году до 7,000 милліоновъ. А теперь говорите вы, сумма продажъ и покупокъ доходитъ до 10,000 милл., а денежныхъ знаковъ находится въ обращеніи только на 1.250 милліоновъ; значитъ денежныхъ знаковъ мало, говорите вы; по пропорціи 1850 г. когда денежныхъ знаковъ было ни много, ни мало, а въ самую пору, нужно было бы теперь на 2,000 милл. денежныхъ знаковъ. Нѣтъ глубокомысленные мудрецы, вовсе не значитъ. Разсужденіе надобно начинать вовсе не съ того конца, а вотъ съ какого. Если въ 1850 г. при количествѣ денежныхъ знаковъ 1,400 милл, не оказывалось излишества въ денежныхъ знакахъ, а сумма торговыхъ сдѣлокъ простиралась только до 7,000 милл. р., это значитъ, что каждый рубль денежныхъ знаковъ переходилъ тогда изъ рукъ въ руки среднимъ числомъ 5 разъ въ годъ. Какъ составлялась эта сумма переходовъ, все равно, — быть можетъ вотъ такъ:

 

400 милліоновъ лежали неподвижно,

не сдѣлали ни одной покупки;

значитъ и считать нечего;

значитъ въ суммѣ оборотовъ

они составляли                                             0,000 милл.

500 милліоновъ перешли изъ рукъ

въ руки по 4 раза; значитъ

сдѣлали покупокъ на                                   2,000 милл.

500 милліоновъ перешли изъ рукъ

въ руки по 10 разъ; значитъ

сдѣлали покупокъ на                                      5,000 милл.

---------------------------------------------------------------------

1,400 милліоновъ сдѣлали оборотовъ на        7,000 милл.

 

А можетъ быть движенiе совсѣмъ было другое; напримѣръ:

 

700 милліоновъ лежали неподвижно,

значитъ произвели покупокъ на               0,000 милл.

300 милліоновъ перешли изъ рукъ

въ руки по одному разу и

сдѣлали покупокъ на                                   0,300 милл.

200 милліоновъ перешли изъ рукъ

въ руки по 4 раза[2] и

сдѣлали покупокъ на                                    1,200 милл.

100 милліоновъ перешли изъ рукъ

въ руки по 10 разъ и

сдѣлали покупокъ на                                    1,000 милл.

50 милліоновъ перешли изъ рукъ

въ руки по 20 разъ и

сдѣлали покупокъ на                                    1,000 милл.

50 милліоновъ перешли изъ рукъ

въ руки по 20 разъ и

сдѣлали покупокъ на                                   3,500 милл.

---------------------------------------------------------------------

1,400 милліоновъ сдѣлали оборотовъ на        7,000 милл.

 

А что если было въ самомъ дѣлѣ такъ, какъ во 2 примѣрѣ? Вѣдь тогда пустая сумма 50 милл. рублей исполнила половину работы, а цѣлая половина рублей лежала на боку. И если бы еще другіе 50 милл. начали работать такъ же усердно, какъ наиболѣе отличившіеся ихъ товарищи? Тогда вѣдь всѣмъ другимъ работавшимъ 600 милліонамъ пришлось хоть отправляться на боковую къ своимъ товарищамъ соннымъ 700 милліонамъ.

Ну а что, если бы эти сонные 700 милліоновъ вдругъ проснулись, да и напали работать не хуже наиболѣе отличившихся? Вѣдь начавъ хлопотать о томъ, чтобы совершить по 70 покупокъ въ годъ, они накупили бы ни сумму 49,000 милліоновъ, да и безъ нихъ была уже сумма покупокъ въ 7,000 милл.; значитъ всего было покупокъ на 56,000 милліоновъ. Вотъ была бы штука! Ну-ко, о мудрецы, разсудите, какая бы это была штука?

О, возблагоденствовала бы Россія, восклицаютъ мудрецы: легко ли сказать, сумма торговыхъ оборотовъ увеличилась бы въ 8 разъ! Да что же это такое, если не то, что страна сдѣлалась бы въ 8 разъ богаче? Да тогда я думаю, каждый мужикъ завелъ бы у себя золотые лапти, какъ г. Кокоревъ.

Эхъ мудрецы, мудрецы! все то вы понимаете, кромѣ одной небольшой вещицы, называемой дѣйствительнымъ ходомъ обыденной жизни мелкихъ людей. Мелкіе люди думаютъ о провизіи, о дровахъ, объ сапогахъ. Подумайте-ка, количество этихъ вещей измѣнилось ли бы отъ великаго движенія, овладѣвшаго сонными рублями? Можетъ быть по немногу оно и стало бы измѣняться, — уменьшаться или увеличиваться, смотря по обстоятельствамъ, о которыхъ мы поговоримъ послѣ. Ну а вдругъ, скоропостижно, какая перемѣна произошла бы въ количествѣ товаровъ? Да ровно никакой. Что въ самомъ дѣлѣ, могло ли бы прибавиться количество хлѣба до новой жатвы? Могли ли бы вдругъ народиться пожилые быки и коровы, изъ шкуры которыхъ были бы сшиты лишніе сапоги. Значитъ количество вещей осталось бы прежнее. Прежде оно переходило среднимъ числомъ изъ рукъ въ руки, положимъ, по два раза; значитъ сумма вещей равнялась въ дѣйствительности З¹/₂ тысячамъ милліоновъ; при двухъ оборотахъ каждой вещи, составлялась сумма сдѣлокъ въ 7,000 милліоновъ. А теперь тѣ же вещи должны войти въ сдѣлки на 56,000 милліоновъ, значитъ каждая должна войти въ сдѣлки гораздо большее число разъ, значитъ увеличилась горячка покупателей покупать, покупать; а покупатели горячатся покупать, продавцы ломятъ цѣну не бывалую, — значитъ цѣна вещей должна возрасти, — ну, хоть въ два раза; тогда вещей оказалось на сумму 7,000 милліоновъ, и каждая прошла восемь разъ черезъ продажу, вотъ и составилась сумма оборотовъ въ 56,000 милліоновъ.

Ну, а что же страна обѣднѣла или обогатѣла? А покуда еще ровно ничего неизвѣстно, — должно быть, что никакой особенной перемѣны въ богатствѣ страны не произошло.

Ну а деньги какъ? съ ними не было ли перемѣны? какъ же, съ ними-то произошла перемѣна. Вѣдь товары вздорожали отъ горячности покупщиковъ, и вздорожали по нашему предположенію вдвое. Значитъ это то же самое, что цѣна денегъ упала вдвое.

Подумайте теперь, отчего она упала? вѣдь количество денегъ не увеличилось и не уменьшилось. Такъ, но произошла перемѣна въ характерѣ отношеній между деньгами и товарами. Прежде деньги посматривали на товары свысока, ухаживайте-ка за нами, говорили они товарамъ, а теперь сами принялись ухаживать за товарами, ну и пришли у нихъ въ небреженіе, и унизились предъ ними.

Положимъ, что мы очень огорчены этимъ обстоятельствомъ: жалко намъ видѣть, что такія элегантныя существа, какъ полу-имперіалы (ахъ хоть бы на одинъ изъ нихъ полюбоваться хоть издали!) и кредитные билеты унижаются передъ огурцами и говядиной, вяленой рыбой и саломъ — какую перемѣну слѣдуетъ намъ выпрашивать у судьбы, чтобы возстановилась репутація милыхъ нашихъ денежныхъ знаковъ?

Явное дѣло, чего надобно просить у судьбы: да благоволитъ она пробудить въ нашихъ денежныхъ знакахъ чувство сановитой важности, чтобы они считали неприличнымъ для себя ухаживать за товарами, а держали себя чинно и спокойно.

Но когда же человѣкъ ли, кредитный ли билетъ, находящійся въ рукѣ человѣка, забываетъ сановитую важность, хлопочетъ, суетится, роняетъ свое достоинство? это бываетъ въ случаѣ нужды. Когда нѣтъ хлѣба, поневолѣ суетишься. Стало быть потеря достоинства происходитъ отъ нужды, а возстановиться она можетъ не иначе, какъ устраненіемъ нужды.

Изъ примѣра, нами предположеннаго видно, что упадокъ цѣнности денегъ можетъ произойти безъ всякаго увеличенія въ количествѣ денежныхъ знаковъ; легко сообразить, что онъ можетъ произойти даже и при уменьшеніи этого количества. Въ самомъ дѣлѣ пусть прежнее количество и прежнее обращеніе денежныхъ знаковъ было таково:

 

700 милліоновъ рублей переходили

въ годъ изъ рукъ въ руки по 1 разу,

значитъ сдѣлали покупокъ на                        700 милл.

700 милліоновъ рублей переходитъ

изъ рукъ въ руки по 9 разъ

значитъ сдѣлали покупокъ на                   6,300 милл.

---------------------------------------------------------------------

1.400 сдѣлали покупокъ на                                 7,000 милл.

 

Пусть теперь количества денежныхъ знаковъ уменьшится на 200 милл., по 100 милл. въ каждомъ изъ двухъ разрядовъ; но пусть увеличится быстрота обращенія, напримѣръ, слѣдующимъ образомъ:

 

600 милліоновъ рублей переходитъ

изъ рукъ въ руки по 2 раза

и дѣлаютъ покупокъ на                                1,200 милл.

600 милліоновъ рублей переходятъ

изъ рукъ въ руки по 18 разъ

и дѣлаютъ покупокъ на                              10,800 милл.

---------------------------------------------------------------------

1,200 милл. дѣлаютъ покупокъ на                   12,000 милл.

 

Въ этомъ случаѣ цѣнность денегъ также упадетъ, несмотря на уменьшеніе въ количествѣ денежныхъ знаковъ, потому что быстрота ихъ обращенія увеличилась въ большей пропорціи, чѣмъ уменьшилось ихъ количество: оно уменьшилось только на одну седьмую часть, а она возрасла вдвое.

Что же такое? не надобно ли думать, что, когда увеличивается быстрота обращенія денежныхъ знаковъ, цѣнность денегъ непремѣнно уже падаетъ? Нѣтъ, это какъ случится. Мы брали такіе случаи, что сумма продажъ и покупокъ возрастала безъ увеличенія въ количествѣ товаровъ; увеличеніе хлопотъ деньгамъ происходило не отъ возрастанія массы вещей, надъ оборотами которой онѣ хлопочатъ, а просто отъ суетливости, овладѣвавшей покупщиками вслѣдствіе нужды. Тутъ достоинство денегъ падаетъ какъ вообще падаетъ достоинство всякаго лица и предмета, когда онъ подвергается нуждѣ. Но предположимъ обратный случай — что масса продажъ и покупокъ возрастаетъ, то есть возрастаетъ и количество хлопотъ деньгамъ, иначе сказать, увеличивается быстрота ихъ обращенія не вслѣдствіе нужды, а вслѣдствіе увеличенія массы товаровъ, то есть вслѣдствіе увеличенія общественнаго благосостоянія. Тогда выйдетъ исторія совершенно другого рода. Хлопоты деньгамъ увеличиваются не по ихъ волѣ, а по усилившимся просьбамъ предметовъ, надъ которыми онѣ работаютъ; тутъ не деньги напрашиваются на работу, а товары напрашиваются къ деньгамъ, значитъ достоинство денегъ не только не падаетъ, а еще поднимается. Вотъ примѣръ.

Прежде мы полагали, что при суммѣ оборотовъ въ 7,000 милл. рублей количество товаровъ простиралось до З¹/₂ тысячъ милліоновъ рублей, такъ что каждая вещь проходила среднимъ числомъ два раза черезъ денежный оборотъ. Теперь положимъ, что количество вещей увеличилось до 6,000 милл., а сумма оборотовъ до 9,000 милл. Если количество денежныхъ знаковъ осталось прежнее, то быстрота ихъ обращенія конечно увеличилась; но все-таки каждая вещь соприкасается теперь съ деньгами только полтора раза въ годъ среднимъ числомъ, а прежде прикасалась два раза; значитъ денежные знаки, несмотря на увеличившуюся быстроту своего обращенія, стали рѣже прежняго видѣться съ товарами, не такъ охотно принимаютъ на свиданіе съ собой всякую вещь, желающую сдѣлать имъ визитъ, стали менѣе доступны, болѣе важны; а если такъ, то ихъ цѣнность возвысилась.

Можно бы до безконечности разнообразить эти примѣры различнаго измѣненія въ цѣнности денегъ при различіи въ обстоятельствахъ, производящихъ измѣненіе въ денежныхъ оборотахъ. Но и приведенныхъ нами примѣровъ конечно достаточно для того, чтобы убѣдиться въ главномъ принципѣ вѣрныхъ сужденій по вопросамъ о денежномъ обращеніи: ни перемѣны въ количествѣ денежныхъ знаковъ, находящихся въ обращеніи, ни перемѣны въ быстротѣ ихъ обращенія не могутъ сами по себѣ служить мѣрками для выводовъ о томъ, возвысилась или упала цѣнность денегъ. Она можетъ возвыситься, хотя бы количество денежныхъ знаковъ увеличилось, и можетъ упасть, хотя бы оно уменьшилось; можетъ подняться, хотя бы быстрота ихъ обращенія увеличилась; и можетъ упасть, хотя бы обращеніе денегъ замедлилось. Тотъ или другой изъ противоположныхъ результатовъ явится въ дѣйствительности, — упадутъ или поднимутся деньги въ цѣнѣ, зависитъ не отъ какого-нибудь формальнаго критеріума въ родѣ величины итога обращающихся денегъ или въ родѣ соображеній о быстротѣ ихъ обращенія, — этотъ результатъ зависитъ отъ характера реальныхъ перемѣнъ народной жизни, — перемѣнъ, которыя имѣютъ лишь случайнымъ своимъ послѣдствіемъ ту или другую перемѣну въ количествѣ и обращеніи денежныхъ знаковъ, — и которыя могли бы при другихъ условіяхъ производить въ этихъ формальныхъ элементахъ совершенно другую перемѣну или не производить никакой. Тутъ, какъ и во всѣхъ дѣлахъ дѣйствительный результатъ зависитъ отъ сущности дѣла, а не отъ формальной его обстановки. Если реальная перемѣна дѣйствительнаго хода народной жизни такова, что денежные знаки должны упасть въ цѣнѣ, то они упадутъ, хотя бы не возрасла ни сумма денежныхъ знаковъ, ни быстрота ихъ обращенія.

Изъ элементовъ, имѣющихъ реальное значеніе въ народной жизни и своими измѣненіями производящихъ, черезъ посредство или безъ посредства перемѣнъ въ массѣ или быстротѣ обращенія денежныхъ знаковъ, перемѣны въ цѣнности денегъ, мы указали одинъ, очень многообъемлющій: количество производимыхъ товаровъ. Но легко замѣтить, что подъ этою рубрикою соединяется множество разнородныхъ фактовъ, которые надобно было бы разнести на много рубрикъ при точнѣйшемъ анализѣ. Масса производимыхъ товаровъ не первоначальный элементъ, а результатъ сочетанія многихъ элементовъ, каковы напримѣръ: количество работающихъ рукъ, степень ихъ усердія въ работѣ, степень ихъ искусства, степень предпріимчивости, количество и достоинство матеріаловъ, надъ которыми совершается трудъ, количество и достоинство орудій (инструментовъ и машинъ) и т.д. и т.д. Кромѣ этихъ элементовъ есть другіе, которые не имѣютъ такого прямого участія въ работѣ надъ производимыми товарами, но точно также опредѣляютъ характеръ экономической жизни народа, — напримѣръ, народные обычаи и нравы, общественное устройство, законы, и т.д. и т.д., — еслибы сказать, все, отъ чего зависитъ или чѣмъ составляется дѣйствительная жизнь народа. Каждая перемѣна въ каждомъ изъ этихъ элементовъ отзывается перемѣною и въ состояніи денежнаго рынка. Нѣтъ возможности перечислить всѣ эти элементы, да и надобности нѣтъ въ томъ, чтобы составить полный теоретическій списокъ ихъ. Важность только въ томъ, чтобы мы знали и исполняли общій принципъ.